Терроризмъ

[tedronai]

"Хватит трепаться, наш козырь - террор!"
(Юрий Шевчук)

Ну, вот, с вами снова Лола Эстебан, хоть было оговорено иначе. Но зануда - Элан, вместо того, что бы, как всякий нормальный человек, всласть поспорить со мной, снова засел за нечто фундаментальное. Он, видите ли, работу Дракона Возрождённого на себя взвалить удумал. А мне, стало быть, выкручивайся за двоих. Ну, ничего, Лола и не такое проходила...
Итак, на чём мы остановились? Ах да, на школе. Обычно её принято благодарить, либо о ней ностальгировать. Например, при помощи искусства:

Школьные годы чудесные,
С дружбою, с книгой и с песнею,
Как они быстро летят! Их не воротишь назад.
Разве они пролетят без следа?
Нет, не забудет никто никогда
Школьные годы!

Так вот, если кто-то споёт ЭТО в моём присусвии - пусть лучше сразу проглотит свой поганый язык! Моя школа была ужасна! Нет, круче - она была страшна, как смертный грех!
Обычно при этих словах все думают о травле, издевательствах и прочих воспетых масс-медиа "прелестях". Нет, друзья, ад - разнообразен! В моём случае это был образцово - показательный ад. Любимый ад ГорОНо и райкома партии.
Вы когда-нибудь задумывались, что такое образцово-показательное учреждение в СССР? Это потёмкинская деревня! Фасад - раскрашен во все цвета радуги, а внутри - троллоки и мерзость Запустения (прости, Элан, что я задеваю твои чувства). В нашем конкретном случае это выглядело так: с неведомо каких времён в школе бытовала препаскуднейшая традиция: из класса выбирался кто-то один, кого доводили до "белого каления", а когда он лез в драку - дружно жаловались на него и он отгребал от педагогов "по полной". Спустя некоторое время (недельки две), перед ним всем скопом извинялись, с помпой принимали назад в кампанию, и... на роль "подушечки для игл" выбирался кто-то другой. Традиция блюлась свято - ни один одноклассник не избег сей участи. Сверх того - традиция смела даже половые различия - в кошмарную игру вместе и на равных играли и ребята, и девчата. Учителя всё знали - но не вмешивались - образцово-показательности ради.
Из правила было несколько исключений. Я, например. Вообще-то ваш покорный слуга миролюбив и не терпит насилия, но если меня достать сверх некоего предела - во мне просыпается берсерк. В общем, я быстро заработала славу психа и вечного изгоя, которого дразнили, конечно, но - с оглядкой (тем паче, что это было скучно - я с гордостью носила все прозвища), и не принимали ни в какие общие затеи (пара исключений наберётся, но не о них речь). Впрочем, мне было пофиг. Я рано подсела на фантастику и в свободное от учёбы время разрывалась между читальным залом и травестированием на улицах окрестных сёл.
Так продолжалось долго: я - отдельно, гадюки - отдельно. Но однажды у меня завёлся приятель. Обычно так и бываети приятели - они склонны заводится из ниоткуда. Мой был хроническим двоечником - и не по своей вине. Папаша пил, мать - гуляла. Мне, жителю благополучной Женевы, сие было дико - раньше я только в книгах о таком читал. От того, наверно, мы и сдружились.
Небольшая ремарка: по странному капризу горожан отдельные части нашего населённого пункта "в быту" носили звучные прозвища: Женева, Москва, Париж, Копенгаген. Мой приятель жил в Венеции, а там, сами понимаете - всякое бывает.
Ему доставалось дома и в школе, а наши образцово-показательные сволочи успешно делали вид, мол, "я-не я и лошадь не моя". И вот однажды ему влепили море двоек сразу - за многодневный прогул, произошедший вследствие избиения пьяным папашей. Слабо сошедшие синяки не растопили ничьё сердце. И тогда я понял - пора действовать.
Для мести была выбрана вода, несмотря но мою ярко выраженную пироманию. Ну в самом деле - мы же теракт решили учинять, а не Третью Мировую! Метод был прост до безобразия - учительская располагалась на первом этаже, три ступени ниже коридора. А рядом, на улице, по другую сторону окна, находился пожарный гидрант, из которого летом поливали цветы. Спереть шланг у уборщицы было нефиг делать, монтаж и наладка заняли минут десять, все на уроках, нам никто не помешал. Далее - задачка по математике: если в бассейн за минуту вливается столько-то воды и нихрена не вытекает, через сколько времени он переполнится?
Ответ - получаса хватит с лихвой. В тот день уроки прервались раньше звонка: на первом этаже Темза постучалась в двери.
Само собой, подозрения сразу пали на нас. А мы и не отрицали, более того, аки народовольцы, гордо вышли пред очи экстренного собрания и ваш покорный слуга толкнул пламенную речь, достойную Робеспьера, меча громы и молнии в адрес каменносердных учителей, нашей образцово - преотвратнейшей школы и равнодушных, как палач Весёлой башни, одноклассников.
Речь имела оглушительный успех. На этот раз прозвищем "Чума" я не отделалась - меня потащили к психиатру. Но он, в отличие от горе-пидагогов, оказался вменяемым человеком и, шепчась с дедом, вполголоса сказал, что на моём месте, наверно, поступил бы так же. Какой-то там синдром он всё ж влепил - но для моей сугубой пользы. Именно благодаря диагнозу я не вылетел из школы, удержался в пионерах, а в перспективе - откосил от армии. Иногда быть психом чрезвычайно полезно...
Вот, собственно, и всё. Но, пока я писала вам дозволенные речи, в голове, как муха, зудел вопрос: "А если бы, по воле "добрых духов", я б родился в какой-нибудь исламской стране и - без синдрома гендерной дисфории - устоял бы мир?" Знаете, я тоже сомневаюсь...
С вами была Лола Эстебан. Хорошего дня, до новых встреч!