Баллада о тенях

[tedronai]

Добрый день, с вами - Лола Эстебан, слегка неадекватная после ночного пароксизма творческих потуг. Но Негасимое Пламя и Чистая Красота - лучшие из наркотиков, и раз вкусив их, уже невозможно остановиться. Я пишу снова. И надеюсь на ваше прочтение.
После жуткого случая с Томкиной маман я обнаружил, что отношение ко мне в клане изменилось. Нет, оно не стало хуже - напротив, я ощущала уважение. Но - смешанное с чем-то, чему я никак не могу подобрать названия. Опаска, что ли? Да нет, не то...
Постепенно меня стало это напрягать. Привычно зарулив к Тамарке на чашку кофе с ромом, я попытался выведать у неё, что стряслось, но не нашёл понимания. Королева Тома рассыпалась в самых изысканных комплиментах, сказала, что я - чародей и заколдовал её мамашу (знала б, чего мне это стоило!), что теперь во мне решительно все души не чают, что будто сам Старый Швец (наш главный враг) ставил своим опричникам меня в пример и т.д и т.п. В общем - я получил поток мёда - но ни грана информации.
Расспросы Хлыща, Лаврентия, Аннушки и Петьки дали ещё меньше. Все они замечали по отношению к себе то же самое - но не переживали, а Лаврентий Палыч, справивший себе "чудесный костюм цвета сливочного мороженого" и причу "а-ля юность Гитлера", и вовсе сказал, что ему это нравится, чего он всем нам желает. Малюта же просто изрёк: "Напугал ты её до всрачки, никто от тебя такого не ждал - вот и зауважали".
"Крокодительница", меж тем, вела себя со мною так, словно я стал её лепшим другом: первой здоровалась, улыбалась, едва ль не в реверансе приседала. Похоже, её накрыл "Хельсинский синдром" и накрыл не по-детски. Я решил, что это - излишне, и после долгих и многотрудных уговоров Томы обеспечил мамаше место за джокерным столом. Кажись, ей полегчало. Но однажды Тома не досчиталась своей любимой "Гаваны". А потом нашла пустой пузырь рядом с дрыхнущей поперёк кровати маман. В дело вмешалась тётя Соня и строго наказала нам прятать от "крокодилицы" спиртное "Бо знаю я такых. Оком блымнуты не вспиетэ - зипьется!" Однако мамаша нажиралась снова и снова, добывая на задворках Парижа "бурячиху" самого дрянного свойства и, судя по действию - настоянную на курином помёте. Пришлось тёте Соне ей закуску организовывать. Грибочки такие есть - навозник серый. Вкуснейший гриб, даром что во дворах растёт. Но в смеси со спиртным - вещь страшенная. Сперва морда краснеет, как варёный рак, потом - дрислинг и на закуску - срачка. Незаменимое средство для начинающих алкашей. И пить крокодилица стала заметно меньше...
Потом беда накрыла и меня - любовная история возымела самое трагическое завершение. Когда-нибудь я расскажу вам об этом, но знайте: даже сейчас, двадцать шесть лет спустя, при мысли о тех днях у меня невольно сжимаются кулаки, а невидимая базука палит в белый свет, как в копеечку. Я тоже запил. Нет - не в дюбель, но в подпитии становился гневен и буен. И тут наш Старшой, прошедший однажды через запой с горя, явил поистине отеческую заботу (иначе не назовёшь - другие слова не подходят). Он стал приглашать меня на межклановые сборища и всё чаще - на роль тайного наблюдателя (фазенда Задорожних была буквально нашпигована схронами. Полагаю, дома других кланов в этом не отставали). И дело было не в том, что парень, ряженый под девку, царапал чей-то взгляд. Ваньке был необходим сторонний наблюдатель, мыслящий не так, как он. Я оценил доверие. И вскоре среди других (а потом - и в своём) кланах получил новое имя - Тень. Чумой меня отныне называли лишь свои.
А меж тем в большом мире нарастали потрясающие перемены.Конец восьмидесятых - легендарное, сказочное время. КООПЕРАЦИЯ!!! Слово, изменившее мир. Как "Эа!" в устах Эру Илуватара, оно пронеслось над миром - и изменило его. И стало МОЖНО. Можно без опаски шить джинсы - простые или "варёные", рубахи, юбки и блузы немыслимых фасонов, мои любимые колготы - сетки (ввиду лёгкости производства) стали едва ли символом эпохи, кожаные юбки продавались прямо на рынке, обувь, бижутерия, контрабандные духи и самопальные ремни (один из коих прослужил мне двадцать пять лет!!!), колбасы и торты, кооперативные кафе с жарким в горшочках, в общем - изобилие! Дорого, правда, но богатых горожан сие мало заботило, а кооперативные вещи были красивы и воистину качественны (не то, что нынешняя китайщина) и носились, замете, долго.
Кланы воистину купались в деньгах, извлеча из тени всё, что делали раньше и добавили столько же нового. Базар на Пролетарском бульваре ломился от товаров, оккупировал площадь Взятия Бастилии, а в выходные напрочь перекрывал улицу Парижской Комунны, доходя аж до Марата и Бабёфа. Лично мне это было удобно - от Сен-Жюста до Бастилии - рукой подать, а вот рабочие мех.завода вечно бухтели: мол, не зайдёшь-не выйдешь из-за торговых рядов. Что, впрочем, не мешало им спускать часть зарплаты в кабаках и дискачах Пролетарского и Робеспьера, коя улица под благим влиянием кооператоров превратилась в заправдашний проспект со всеми причитающимися злачными местами - и даже кладбище на другой её стороне выглядело празднично и нарядно.
А уж Бродвей (он же - Променад, "в миру" - улица Ленина) и вовсе приобрёл сходство с Аллеей Звёзд в Голливуде. Рядом с ним - венецианский парк с каналами и мостами, кафе "Барселона" причудливой архитектуры, живо напоминающей Гауди, рядом с Площадью Героев - бывший Почтамт, выстроенный в "петровском стиле", а в нём - первый супермаркет (кооперативный, само собою, но какая сказка для тех, кто больше четырёх сортов колбасы за раз не видел!). Райком Партии стал театром и музыкальной школой, памятнику Ленину перед ним вночи отбили голову (и он простоял в сим состоянии аж до 97-го), в Дом культуры приезжали с концертами рокеры, число дискотек зашкаливало, кинотеатр был отремонтирован и собирал толпы любителей западной фантастики и старого-доброго Фантомаса, другой, частный кинотеатр (точнее - видеосалон со здоровенным и адски дорогим проекционным телеком), круглые сутки гонял "Клеопатру", "Калигулу", "Эммануэль" и "Глубокую глотку", ещё один видеосалончик специализировался по старому кино: европейскому и нашему, прочие - крутили всё понемногу. По телеку обычному шла "Рабыня Изаура", из окон вперемешку доносились Виктор Цой, Наутилус Помпилиус, Мираж и Ласковый Май. Ласковый рай - да и только!
Разумеется, культуре тоже нужна материя в виде муз. и видеокассет. И предприимчивый Ванька, первым в городе, наладил их массовый выпуск. А я, Тень,стал его ближайшим подручным в этом высокоприбыльном деле.
Рекламная пауза: наш кооператив изнутри. Кассеты тиражирует так называемая линейка - один магнитофон с мастер-лентой (бобинный и весьма дорогой) и невесть сколько подключённых к нему "магов" кассетных (чаще всего - "Орелей" с импортными "головами" - надёжно и долговечно, в отличие от более дешёвых "Маяков", чьё содержание быстро "влетало в копеечку"). Мы пошли дальше - между бобинником и кассетниками стояли эквалайзер и студийный компрессор: благодаря им даже на дрянной советской кассете запись звучала божественно благозвучно. Да что говорить - помимо монопольного завоевания родного базара и рынков сопредельных селений нашу продукцию мы оптом гнали на Киев. В розницу, увы, не получалось - на киевских рынках процветал рэкет.
Пару слов о том, что такое рэкет и с чем его едят. Рэкет есть вымогательство - дикое или не очень. Второе называется "крышей" ей платят за защиту от рэкета первого типа (так называемых "бомбил"). В большинстве случаев жизнь рекетира опасна и многотрудна, несмотря на бешеный доход - они массово гибли при переделе сфер влияния и просто - собачась спьяну. Известный сериал "Бригада" показывает нам чрезвычайно прилизанную картину, лишённую всех по-настоящему острых углов.
К счастью, столичный рэкет Города не коснулся. Потому, что Город взрастил собственный. Им стал некто по прозвищу Конрад - не особо известная до Кооперации личность.
При Союзе он был тренером полуподпольного клуба каратэ и кумиром молодежи с шальных окраин. Но как только в Город пожаловали первые заезжие рекетиры - организовал бригаду образцово-показательного клосса из своих старых учеников и многочисленных новых. Он любил "играть на слабость", создавая у врага ложное впечатление хилости, а когда враг расслаблялся и наглел - расправлялся жёстко и беспощадно. Однажды его ребята изловили, раздели донага, примерно отп*здили и-искупали в "речке - вонючке" (сливной канал хим.завода) боевиков некой известной банды - а потом спалил им машину - ко всеобщему ликованию прогрессивного человечества. Говорят, уязвлённые (в том числе и накожно - хим.сток - вреднейшая вещь!) даже (невиданное дело!) пытались судиться - но остались с носом. С тех пор "бомбилы" в городе не показывались. А Конрад, обложив все рынки и торговые точки ненапряжной данью "за безопасность", зажил, как Гарун-аль-Рашид. Даже цыганский клан, успевший создать собственный "отряд самообороны", признавал его верховенство.
Я и прежде видел Конрада - и не раз, помнится, он добродушно подтрунивал над моим трансвестизмом - но дружить с ним я бы не стал ни за какие коврижки. В нём было нечто жуткое - как в Терминаторе, если бы его вздумал нарисовать художник-анимешник. Тёмные курчавые волосы до плеч, загорелое зимой и летом костистое лицо, крупные губы, тонкие пальцы, напоминавшие паучьи лапы - и остановившийся взгляд светлых глаз, будто вынутых из куклы, Добавьте тихий, вкрадчивый голос, резкие движения насекомого и неизменный джинсовый костюм (Конрад со товарищи штанов "Адидас" не признавали) - и очень скоро вам захочется драпать без оглядки!
Так или иначе - под сенью Конрадовых крыл Город процветал пуще прежнего. И однажды нам стало тесно в его лоне.
Кланы враждовали всегда - наверно, ещё до Батыя, а может - и до нашей эры. Интриговали, пакостничали, но до стрельбы и мордобоя дело не доходило никогда (личные вендетты и расправы над предателями - исключение). Но большие деньги с людьми чудеса делают. И, увы - не только благие. В общем - Шевцы решили заняться звукозаписью, вторгшись в место, доселе принадлежавшее лишь нам.
Сначала ругались устно. Потом - матерно. Потом начались потасовки на рынках. Потом - драки с дубьём. Потом - побитие товара. Потом - попытки "пустить красного петуха" (взаимные). Надо было что-то решать. А что?
Для встречи высоких сторон был выбран бар "Аргентина" (вот он, грядущий "судьбец", на пересчёт совпадений пальцев не хватает!), что на углу Робеспьера и Парижской Комунны. Хозяин - иноземный хохол, недавно вернувшийся на родину рубить бабло, за небольшую мзду закрыл заведение, дабы нас ничто не отвлекло. Помимо Ваньки и Швеца в бар набралось немало народу, но высокие стороны решили говорить в малом составе - и прошли в кабинку, куда Ванька взмахом руки пригласил и меня. И пред моих глаз предстал Старый Швец.
О, это был человечище! Начнём с внешности: больше всего Старый Швец был похож на Сильвера из "Острова сокровищ". Или - на Бейлона Грейджой из "Игры престолов", причём характером удался во второго, а не в первого. В отличие от Задорожних, управляемых более-менее коллегиально (Старшой - лишь первый среди равных), Шевцовы были "монархистами" - Старый Швец был их диктатором уже не первое десятилетие. И чертовски успешным диктатором, надо сказать. В общем - он был выдающейся личностью. Что нас заметно напрягало.
А ещё Швец был вдов. И - детолюбив сверх всякого разумения. Но на этом его человеческие качества и кончались.
- Убери Тень! - перво-наперво провозгласил он, когда двери закрылись.
- Я не упырь, что бы не отбрасывать тени! - с вызовом ответил Ванька. - Чума, останься!
- Ладно, будь по-твоему! - ухмыльнулся Швец. - Женя, зайди!
В дверь проскользнула худенькая девушка лет двадцати в ярко-жёлтом платье. Я много слышал о ней, но рядом видел впервые. Дитя пьяниц, одновременно умерших от древесного спирта, она осиротела, кажись, в четырнадцать лет. И Швец, отвесив невесть сколько взяток и даже, кажется, вступив в фиктивный брак, удочерил её. И сделал своим Альтер-Эго.
Наши глаза встретились. Сказать, что она была "не от мира сего" - значит - ничего не сказать. И тем не менее (я знал это доподлинно), она была мозговым центром клана, второй головой Старого Шевца, это с нею, а не с ним мы ныне сцепились.
А ещё она почему-то напомнила мне Ару Тенар из "Гробниц Атуана" Урсулы ле-Гуин. Так и представлялось: вот она пляшет вночи перед Незанятым Троном, а вот - пробирается Лабиринтом, слыша голоса Безымянных... Наши глаза встретились вновь. И невидимая молния проскочила меж нами.
- Она для меня то же, что этот шут - для тебя! - обратился Швец к Ваньке. - Прошу любить и жаловать!
- Рад знакомству. Иван! - картинно поклонился наш Старшой девушке.
- Меня зовут Женя. А тебя как? - она оборотилась ко мне.
- Тень или Чума, госпожа Тенар, - улыбнулся я.
Она слегка покраснела. Значит, моя стрела попала в цель - столь культовую в те года книгу она не читать просто не могла.
Швец обдал меня неласковым взглядом.
- Так что, признаёшь наше право налево? - обратился он к Ваньке.
- Чёрта с два! Мы застолбили это место, и сколько ты не стервятничай, ничего, кроме падали, не перепадёт.
- Так уж и не перепадёт?
- Да запросто! Мы лёгко можем снизить цену - в отличие от тебя - и твоя шарашка пойдёт по миру. Я уж не говорю о качестве. Твои кассеты - убожество.
- А если их проредить малёхо? Пожар, там, или - потоп.
- Кто с потопом пойдёт - в нём и утонет. Ты не один такой храбрый, Швец!
- А может, поделишься, а, Ивашка? Ну не жирно ли для одного?
- Когда ты с кем делился, Швец? Чья б собака лаяла? В общем, так - ищи себе другое дело, а кассет не займай, не то пальцы прищемим!
- Завтра, кажись, ярмарка, - криво усмехнулся Швец. - Вот тогда и поглядим,чьи щемилки зубастее. Обрез-то ваш цел?
- Цел, не сомневайся!
- И мой цел. Мне-то терять нечего, она уже на ногах, - Швец махнул рукой в сторону Женьки-Тенар. А вот Малюте с Сонькой да жене твоей молодой стоит здорово подумать...
- Это - всё?
- Всё! Остальное - после ярмарки.
Мы разошлись, тихие, как мыши - даже те, кто ждал нас в зале. А на моей душе скреблись такие кошки, в сравнении с которыми и саблезубый тигр - младенец. Шутка ли - ни с того ни с сего впереди замаячила кровавая развязка. И самые дорогие мне люди - в опасности.
Пришёл домой. Спать не хотелось. Хотелось выть и кататься по полу от бессилия. Ну что я, Чума, могу сделать? Что? Ваньку разубеждать? Так поздно уже. К Шевцу бежать? Так это - предательство непростительное, да и что я ему скажу. К Женьке этой? Так ведь, скорее всего, они - заодно, она ведь ему жизнью обязана. Хоть Конраду кланяйся... Стоп! А если?
Конрад жил в хитром закутке переулков возле самого Променада - без пяти минут центр. Вырядившись в самое лучшее (однажды Конрад посмеивался надо мной, может - и теперь явит милость), я направился к нему. Не через Променад - через Венецию - так короче. Что-то подсказывало мне - дорог каждый миг.
Дом Конрада располагался на холме и занимал два участка (интересно, за сколько он выкупил второй: хозяева-то вряд ли из этакого места съезжать планировали?). Уютный котедж выглядел сущей хижиной рядом со строящейся громадой - больше всего новая резиденция была похожа на недостроенный Барад-Дур... Я подошёл к воротам. Меня встретило кольцо: медное, кованное. Я потянул за него. Раздался звонок.
Конрад был один (по крайней мере, никого я больше не увидел, хотя были где-то,конечно). Наверно, он удивился моему визиту - но виду не подал. Пригласил в гостиную, обставленную на манер салуна на Диком Западе. Налил вина. На большом экране в отдалении девка пыталась трахаться сразу с четырьмя.
- Ну, рассказывай, принц крашеный, за чем пожаловал? - Конрад улыбнулся во все тридцать два зуба - и это было жутко.
- Драка будет! - без обиняков начал я. - Наши с Шевцовыми завтра насмерть сцепятся. Разними их, а? Тебе же выгоднее, что бы с нас профит был.
- А если нет? Вдруг я сам кассетами займусь?
- Зачем это вам? И так со всего дань имеешь.
- Верно, имею. Только мне всё равно, кто её давать будет: Иванко, Швец или ещё кто. Мир широк, Тень, и незаменимых в нём нет.
Он углубился в просмотр порнухи, а я вперил взгляд в бокал - и видел кровь. Да, правда, мы или Шевцовы - ему всё равно, кого стричь. И моя миссия - невыполнима...
- Да, но это же - прецедент! - сам себе удивляясь, начал я. - Если кланы возьмут в обычай до конца драться - разруха настанет и всем - кирдык!
Я даже заметить не успел, как он оказался подле меня, схватив железными пальцами за подбородок.
- Сам допёр?
- А кто же?
- Ладно, садись, кино посмотрим, а там видно будет. Чума ты, как есть чума...
Он сменил в видаке кассету, налил обоим вина, сел рядом и замолчал. Стремясь обуздать волнение, я стал втыкать в порнуху.
Поначалу она не представляла ничего особенного - двое парней заигрывали с девахой на фоне западного бара. Потом один из них задрал ей юбку, а там... я как раскрыл варежку - так с открытым ртом и остался.
- Что, нравится товарищ по счастью? - насмешливо спросил меня Конрад.
- Ух ты! - только и смог выдавить я.
- Ага, впечатляет...
- Да, но у него же грудь, бёдра...
- Частичная смена пола. У них там есть такое.
- Как?
- Что - как? Технически? Понятия не имею. Может, гормоны, может - силикон, может - ещё что...
- Гормоны я и сам принимал. Груди болят, слегка подросли, лицо, вроде, прежним осталось.
- Это потому, что у тебя оно и так девчачье. Повезло, а?
- Отцу с матерью спасибо. Да ядерному полигону.
Конрад хрипло расхохотался.
- Знаешь, даже я наслышан о твоей нежной любви. Здорово ты тогда бабахнул! Ец-богу, думал - третья мировая!
Засмеялся и я.
- Хочешь быть таким, как он?
- Ещё спрашиваешь...
- Узнаю, как - устрою. Только всамделешняя барышня из тебя не выйдет - характер не тот. Да и не надо - так хорош. Особенно, если доделать.
Он встал и поднял меня за руку.
- Чума, а Чума, покажи, чего умеешь. А то я о тебе так много наслышан.
- Да пожалуйста, хорошему человеку не жалко.
- Это я-то хороший? Для тех, кто в земле - особенно! - Конрад откровенно ржал.
- Знаешь, добро, зло - нет мне дела до этих материй. Ты хорош для меня - и баста!
- Баста, говоришь? Тогда - начинай.
Встав на колени, я расстегнул ему ширинку, достал член - холодный и вялый, стал его греть дыханием, потом лизнул: снизу, сверху, с боков, по кругу.
Пока я трудился, он не издал ни звука. А член его затвердел лишь слегка - и то - если приглядываться. Потом Конрад внезапно застонал, изогнулся дугой и обильно кончил. Я не знал, что и думать...
- Да ты мастер, дружище! - спустя минуту выдохнул он. - Давно так круто не было. С девчатами тем же макаром?
- Ага. Не могу иначе почему-то.
- А сам когда кончаешь?
- Когда мне под юбку залазят и гладят там.
- Во шлюха! - Конрад широко улыбнулся. - Не даром на тебя девки неровно дышат. Знаешь, я их понимаю...
Спустя миг он залез ко мне. От неожиданности (а может, от волнения), я кончил быстро.
- Как теперь пойдёшь, мокрая?
- Не впервой...
Выпили третий бокал.
- Спрашивай? - внезапно воззрился на меня Конрад своими стеклянными глазами.
- Про нас с Шевцом?
- Да нет, не то - разниму я вас, будь спок!
- Тогда - что?
- Ну, интимное.
- Не понимаю...
- Не ври, тебе не к лицу. Странный из меня любовник, правда?
- Да не особо, со всеми бывает с усталости.
Он снова взял меня за подбородок и заглянул глаза в глаза. И только сейчас я понял: то, что в его взгляде казалось мне смертью, есть боль. Лютая и застарелая.
- Это не усталость, Чума, это - Ангола. Служил я там, советником, да мина-дура... Контузило меня. Оклемался быстро, думал, повезло, а через годик - вот это. Какой-то центр в спине сдох, за стояк ответственный. И не лечится это нигде: ни у нас, ни за бугром - я пробовал. Пол менять научились - а починить сломанное - ни-ни.
- А если арматурину какую вставить, вроде стержня гибкого?
- Шрам снизу видел? Пробовали - не прижилось.
Вместо ответа я обнял его.
- Хочешь - хоть каждый день приходить буду! И не скажу никому, клянусь!
Он посмотрел на меня грустно - грустно.
- Кому ко мне ходить - имею в избытке. Да и не любитель я травести: так, любопытства ради попробовал. Что ж до клятв: я тебе и без них верю, да только пустое это - бабы давно всё друг другу разболтали.
Он замолчал, налил вина и залпом выпил.
- А теперь - ближе к делу! Завтра, как сцепитесь, я рядом буду, прослежу. И не боись, пи*ды никому не будет. А к тебе и вовсе Комара приставлю, ясно?
- Спасибо, век не забуду!
- Да ладно, прав ты, выгодно мне это. А вот другое...
Конрад подошел к ларю у стены, долго рылся там и наконец - извлёк нечто маленькое и блестящее. Подошёл, раскрыл ладонь. На ней была ящерица из серебра.
- Подарок жены на счастье - когда я в Анголу ехал. Уберегла она меня - да только дарительница, как поняла, что с моим болтом амба - так и покинула. Ты, единственный, не пожелал замечать! Носи - достоин, может и вправду счастье принесёт, как тому, с видака!
И приколол брошь к лацкану куртки.
- А теперь - иди. Взбаламутил ты меня, один хочу остаться. Комар, проводи!
Из ниоткуда выскочил щуплый парень неопределённого возраста.
- Его не стесняться - за брата он мне - веско-изрёк Конрад. - А теперь - иди.
Чем больше я глядел на Комара, тем больше крепла во мне уверенность - с этого станется дюжину амбалов раскидать, а потом вернуться к недопитой чашке. И надо быть круглым дураком, что бы сего не заметить.
Домой идти не хотелось. Я сел на камень возле водяного каскада при входе в Венецианский парк и стал созерцать Конрадов дом. Какие-то школяры попытались меня задеть:
- Чума, а Чума, ты заразный?
- Шас проверим - ощерился я. Они рассмеялись и пошли дальше. Вообще-то единственное, что у венецианцев наличествует - это язык без костей, всё прочее они давно прогуляли...
И тут возле Конратова дома мелькнуло знакомое жёлтое платье. Я чуть с камня в каскад не сверзился. А когда бросился вслед, платья - как не бывало. Блуждая по улицам Питера, я дошёл едва ли не до дома Шевца, но Тенар (я был уверен в этом), как в воду канула. Назад пробирался через Амстердам, на меня едва не спустили собаку (приняли за цветочного вора). Пришлось назваться - и прослушать нотацию о моём моральном облике. К чёрту - слухом больше, слухом меньше, главное - наши будут целы.
На следующий день всё прошло, как по писаному: после ярмарки наши с Шевцовыми едва не пошли "стенка на стенку", но явился Конрад сотоварищи и всем навалял - наиболее активным драчунам - изрядно. Мне тоже типа перепало, но Комар оказался молодчиной немеряным: держа мня,он умудрился даже причёски не помять. А потом во всё той же "Аргентине" Конрад устроил нам подлинный разнос.
- Значит, так: ты, Иванко, монополию кончай! Кто хочет писать кассеты - тот и пишет. И запомни - конкуренция движет миром. А ты, Флинт недоделанный (он обернулся к Шевцу), крепко заруби на носу: станешь бузить или, не дай Боже, спалишь чего - будешь иметь дело со мной!.
На том и порешили. А спустя денька три ошалелый Петька принёс весть - меня хочет видеть Швец. Я, в кои-веки после love crash выбравшийся на блядки,был не расположен ни к каким визитам, но ввиду поразительности случая, конечно, согласился и даже вызвал такси (невиданное в Городе дело).
Швец ожидал меня на веранде.
- Ты к Конраду бегал? - с порога спросил он.
- Я!
- Он подошёл и опустил мне на плечо тяжёлую руку.
- Молодец! Порешили б мы друг друга иначе - словно затмение какое нашло.
Постоял так, помолчал, потом добавил:
- Ты заходи, если надо будет. Нет, не подумай - не вербую, просто из благодарности. Только на Женьку мою смотреть брось! А то знаю я тебя, Чума ряженая.
- Я девчат не обижаю!
- Ладно, постараюсь поверить. Иди уж, чудо в перьях... Такси ждёт!
В саду я столкнулся с Женькой.
- Ты была там, у Конрада? - наклонясь к её уху, спросил я.
- Да. Только папе не говори.
- ...Что ты делал у Шевца? - вопрошал меня Ванька получасом спустя.
- Сознавался в хорошем поступке, - ответил я. - Как вас всех Конраду сдал.
Он схватил меня за плечи.
- Так это -ты? А я думал - дочка Шевцова...
- Она там тоже была. Но про неё - секрет.
Ванька тяжело опустился в кресло.
- Ну вы даёте! Да ты хоть понимаешь, что всех нас спас.А если б погорел?
- Да пофиг мне было ! Любы вы - и точка!
Он посмотрел на меня - долго и внимательно.
- Всегда хотел спросить - почему любы.
- А то не понятно? При вас я собой могу быть, и вы меня своим числите, вот с этим - я позвенел серьгой.
- И этого достаточно?
- Достаточно, что бы ради вас Солнце трахнуть и Землю вверх дном поднять! - выпалил я.
- М...да,на тебя это похоже, - протянул Ванька. - Что хочешь в благодарность?
- Шубу с царского плеча! Только плащ кожаный мне милее - а он есть.
- А если серьёзно?
- Не знаю. Вы уже дали мне больше, чем я смела мечтать.
- Ладно, подумаем... Нет, стой! Работёнка у меня есть. Как раз для тебя. Особенная. И жирная - пальчики оближешь.
- Какая?
- Завтра расскажу. Без обид - просто объяснять долго,а ты и я хотим спать.
На сим прерываюсь и я. Пока писала - сгустилась ночь. Сейчас опубликую - и в объятия Морфея. С вами была Лола Эстебан. До следующей встречи!