САМАЯ БЛИСТАТЕЛЬНАЯ КАРЬЕРА

[tedronai]

Эта история есть перл народного мифотворчества, причём - совсем свежий, начала 80-х годов.

"Я мстю - и мстя моя страшна!"

Значит, так: жила в Приречье баба - Прохоровной звали. Дояркой в колхозе работала, трёх мужей пережила, всех их зелёный змей побрал (дабы не вышло путаницы: речь идёт о простой водке, а не об ещё одном персонаже - Зелёном зміе - лучшем друге злодея-винокура, что добавляет в горилку куриный помёт - и лютом вороге всего христианского мира).
От того жила она одна, а как померла - никто и не заметил: наверно, с месяц в хате пролежала, сердешная. Да и до того у неё не клеилось: парторг, бухгалтер да директор совхоза, что прежде колхозом был, так ей пенсию и не оформили...
А хата Прохоровны у самой реки стояла, далеко, у Новосельских покосов. Вот и стала она русалкой.

Сели однажды в лодку мужики: директор, бухгалтер, парторг да ещё из начальства кто - и поплыли, вроде, на рыбалку. А на самом деле - втайне от жонок квасить, и горилки с собою захватили преизрядно. А что б не охолола она - привязали кварты верёвками - и в воду.
Одну на круг потребить успели, как вдруг видят - девка из реки встаёт да в руке кварту держит, а сама - в чём мать родила!
Мужики - на неё: отдай горилку, бесстыдница!
А она: Не-а!
Они: ну мы тя щас!
А она хохочет - и квартой на верёвке покачивает.
В той лодке дедок сидел, вредный такой - сызмальства у начальства тёрся, вот и сейчас - средь них, так он бабу ту в молодости знал, да как охнет: Прохоровна, ты?!
- Какая такая Прохоровна?
- Та, что месяц в хате лежала!
- Ума рехнулся, то ж баба старая!
- А эта - русалка молодая! Бросай кварту - и тикать!
- Дидька лысого я кварту брошу! - заорал директор. - Ану, нечиста сила, отдавай горилку, представителю советской власти не перечь, так как это сугубо карается!
- Это кто нечиста сила? - вперила руки в боки Прохоровна. - Я-то чистая, - она соблазнительно провела рукою по крутому бедру. - А вот вы - нет!
И - перевернула лодку.

А там, хоть и мелко було, да грязи - по пояс, как в народе говорят: "калабаня". Выбралось начальство в иле-муле с ног до головы, чёрные, что дидько лысый. А лодка затопла.
Приходят додому, а жена и спрошает: это ещё что за девица к нам на порог приходила, да пустую пляшку оставила? Ты что, полюбовницу завёл, рассорились, а теперь она на дом порчу наводит?
Пришлось рассказать.
Понятное дело, не поверила жонка ни единому слову. И так - у каждого: горилки-то они по кварте на нос затарились, так что пляшек на всех хватило, кроме дедка. Пожалела его Прохоровна, всё ж, хоть и подхалим, да человек свой.

А иным повезло меньше, бухгалтера-то жена - макогоном отходила. Лишь когда жонки возымели труд сличить мужни показания - правда и всплыла.
- Где её закопали? - орала парторгова жена.
- На лесном цвинтаре, за казённый счёт, где ж ещё?
- Поминки справляли?
- Шутишь! Кому она сдалась...
- Ану зови попа, отпеть - и помянуть, как следует!
- Ты что, баба, белены объелась? Я ж парторг - какого-такого попа?
- Нашего! А как ты к нему подъедешь - то мне без разницы! - и тоже с макогоном подступает. Пришлось уступить.

Отпевали втихаря, к счастью, лесной цвинтарь ни с одной дороги не просматривается. Однако лес там густой - и поминки гулять пришлось на подворье покойной Прохоровны - над крутым речным бережком.
Сели, выпили по одной, по другой, по третьей... Народу много собралось - до дармовой горилки всяк охоч. И тут вдруг одна из гостей - девка молодая, встаёт да слово молвит, насмешливо так.
- Дрянь у вас горилка, на курином помёте! Эх, партейна да советска власть, всё то вы экономите... Даже помянуть меня без обману не смогли. Я эту гадость пить не стану, и всем не советую!
И с этими словами она сулею - да об стол, аж друзки полетели! А сама - побежала к реке, и с обрыва - в воду!

Народ как врубился - сущее вавилонское столпотворение учинил: кто на стол сверзился, кто в реку попадал, кто с переляку друг другу глаза подбил. Стыд и срам! А главное - больше всех синяков почему-то директору совхоза досталось, а ему завтра в район ехать.

Как протрезвели - порешили: а ну её к лешему! Стала русалкой - пущай плавает, а наше дело сторона. Да и вообще - не до русалок сейчас: план вщент не выполнен, из пяти комбайнов три - поломаны, а чинить - некому: механик, обнаружив жонкины гульки, запил, чертей ловил и в больницию попал, где от запоя лечут. Как выкрутимся, что и где припишем, кому на лапу дать?

В общем, забыли они о Прохоровне - а она о них - нет.
Два дня спустя пошёл бухгалтер по бабам, к знакомой весёлой вдовушке, что возле кладбища жила. Пришёл, по сто грамм с нею опорожнил, разделся и только как начал разогреваться ко греху - переменилась несказанно вдовушка. Помолодела, выше стала, буйны-волосы растрепались, а во рту - зубы острые.

- Тебе сделать, как всегда, иль сперва ты меня приголубишь? - и приобнимает. А сама - холодная, что рыба, и зубы клацают.
Пол-села в чём мать родила бежал бухгалтер. А поутру оказалось - ездила в тот день вдовушка к родичам в город - и дома не ночевала. Да только ему то уж всё равно. Нервический припадок случился с бухгалтером, и отбыл он в помрачении ума в лапы заботливой советской медицины.

А меж тем пришло время сено косить, что б коровы зимой не шибко с голоду мёрли, а для того - восстановили Пьяный мост. Он по весне вновь упал: с тех пор, как совхоз с Водявой поссорился да нагнал мелиораторов бесчинных - он каждый год падал.
Но без моста того - никуда: Новосельские покосы - на другом берегу. И по тому берегу от Коровьего моста - не обойдёшь, это раньше можно было. Да после мелиорации так разрослось болото, что разделило земли за рекою на два куска, а Лисий остров стал и вовсе недоступен.

Поставили мост, погнали косарей: техника-то по кладке не проходит. Поехали они на возах, туда - трезвые, назад - пьяные: в совхозе так постоянно було: "жни - не жни, куй - не куй, а в итоге - тот же..." ну, вы поняли. Так с какого лешего надрываться?
Взъехали возы на мосток - да все в воду и попадали. Кони - выбрались, косари - тоже, возы потом вытягли, а вот трава как есть с водою ушла! А из-под бережка хохот девичий слышится: молодой да вредный.

Разгневался директор совхоза на косарей своих пьяных - холопов окаянных, и велел расширить мосток в кратчайший срок, дабы он трактор с косилкою пропускал. Так и сделали. Поехал за реку трактор: с косилкою да прицепом, а вот назад - и не вернулся. Посреди моста набок упал и в реку сверзился вместе с косилкою. Мост от того в другую сторону шатнуло и он как домик карточный - и сложился, а прицеп с сеном остался на том берегу. И вновь - как выбирался тракторист из воды - хохот слышал. Заливистый! А сено за ночь ушлые селяне на лодках свезли да по сараям попрятали: как есть разокрали!

Вот тут-то директор совхоза перепугался всерьёз. Шутка ли: моста нет, бухгалтер - спятил, трактор в омут укатился, прицеп - и тот с той стороны не забрать, да и сено теперь где косить? По плану все поля под капусту да гречиху отданы, хоть и не растут они на наших почвах ничерта, а кормов-то и нет! Верней - есть, да за рекою.
А тут ещё парторг наседает: скорей убери прицеп, он же из Замостья виден, напишут тамошние на нас анонимку: мол, техникой разбрасываемся - ревизия и нагрянет!

Легко сказать... Мост-то так изломался, что восстановлению не подлежит, и даже разобрать его затруднительно. Можно, конечно, наладить понтон - "гусинь" из скреплёных меж собою бочек, да прицеп по такому не пройдёт - лишь коров гонять можно. Да и где бочки те? Разокрал народ, небось? Как колхоза не стало - так все чего плохо лежит, к себе тянут...
Распорядился он плот соорудить, что бы на нём прицеп перевезть, а там, глядишь, и сено возить можно.
Соорудили. С великими трудами затащили на него прицеп, а плот посреди реки возьми - и перевернись. И мало того: прицеп - а он типа фургона был: этакий короб для сена, течением кувыркать стало: голова-ноги, голова- ноги. Докувыркался до обломков моста - и там застрял, а плот, на брёвна развалясь, ещё и укрепил собою плотину эту.

А тут, как назло - гроза, да с ливнем! Вздулась река, всяка водоросль, по ней плывущая, плотину законопатила - и свершился всемирный потоп в отдельно взятом совхозе. И поплыла на полях, что у реки: и капуста, и гречка.
Тут директор совхозный в ярость впал, да как заорёт:
- Взрывать! Взврыва-ать!!!
- Чего взрывать-то - спрошают его.
- Плотину эту, так-перетак! Достань динамиту в карьере - и взрывать!
- Да там же трактор!
- На ***! Взрывать к чёртовой матери!!!

Достали динамиту, заложили, подорвали. Из реки полетели колёса, у пол-села стёкла выбило, а старая Кондакивна, решив, что началась атомна-война, в погребе закопалась.
Да только брёвна: от плота да моста, вместе с сушим цунами по реке вниз пошли, и Бобровский шлюз как есть вышибли!

Прибежал народ из Бобровского совхозу: шум, гвалт, кричат: "диверсия!". Приехала комиссия из города, поглядели на останки трактора, да на бывший шлюз - и заграбастали директора под суд. А с ним возбуждение приключилось: бегает да кричит: "Это всё Прохоровна! Прохоровна!! Прохоровна!!!"
- Какая-такая Прохоровна? - спрашивает комиссия.
- Да русалка местная! - отвечает ушлый дед, что сызмальства возле начальства тёрся.
- Ужо мы ему щас покажем русалок! - разгневалась комиссия, "скорую" вызвали - и укатил директор совхоза в лапы к самой лучшей в мире медицине.

Меж тем дело к осени - план да сосиалистические обязательства сдавать надо, а - как? Директора нет, бухгалтера - нет, один парторг и остался. Чего делать, как выкручиваться?
И пошёл парторг к тому самому дедку, что возле начальства тёрся.
- Э-э, - протянул дедок. - Раньше надо было прощения у ней просить и - без обману, а теперича не одна она...
- Как - не одна?
- А так! Нету у русалок власти над дождём-грозою, а меж тем она в аккурат когда ей надо приключилась.
- Может, случайность?
- Сам ты случайность непутёвая! Понравилась наша Прохоровна кому-то из Силы-неведомой - вот ей и помогли.
- А кто помог?
- Да не всё ль едино! После мелиорации у нас с Силами ладу нет. Обиделись они на нас, крепко осерчали! В тот раз, когда сюда всякие московские охламоны пожаловали, ваша взяла, а теперь они и отыграются. Драпал бы ты отсюда!
- Да то ж карьере конец!
- Так - карьере, а сяк - голове... ухмыльнулся дед. - Драпай - я дело кажу!

И драпанул парторг. В город, справного бухгалтера искать, что умеет из одной курицы сделать не две - а целый десяток.
Нашёл и говорит: поможешь - озолочу, а предашь - сам до Колымы дотащу!
На том и порешили.
Расписал бухгалтер приписки - чин по чину: мол, догнали они план - и перегнали даже. Одно осталось - сделать вид, что поля убраны. Делается это так: неубранное поле вместе с пшеницей или другой культурой запахивается, словно уборка сделана и перепахана стерня. При Союзе для этого злодейского процесса даже сленговый термин существовал: "прыорюваты". И распорядился парторг, что один на хозяйстве остался, "приорать" то, что наводнение повредило. Сам поглядел, что б чин по чину и ни капустыны не торчало из земли, да торопил чрезвычайно: завтра делегация по партийной линии приедет, повышенные соц.обязательства смотреть. Пришёл домой, лёг - а не спится. Чарку выпил - не спится, вторую - не спится, третью - нету сну!

И явился прямо из стены перед ним чёрт рогатый, да и говорит:
- Налей! Выпьем за помин души твоей.
- Это ещё с чего? - возмутился парторг, что от хмеля переставал боятся и Бога и чёрта.
- Есть с чего, - серьёзно отвечает чёрт. - Лишишься ты её завтра. Разломается!
- Помру, что ли?
- Не помрёшь - лишишься. - Помрёшь нескоро, годочков через пять.
- Врёшь ты всё, чертяка! И вообще - с точки зрения марксизма-ленинизма черти есть вредное суеверие!
- Это мудизм-твой-онанизм есть вредное суеверие! А кабы не он - ты б уже давно молился да каялся, а так... Ленину тебе, что ль, кадить? Да и вообще: противно мне вас тягать до пекла, неправильные вы грешники, всё-то у вас в голове перемешано, будто в веялке неисправной, творите, сами не зная, что...
Но ты - другой малёхо, кровь на тебе.
- Какая-такая кровь, сроду не убивал!
- Человеческая! И ты это знаешь. Кто гонял от Прохоровны детишек, отвечай!
- Так она ж, того, их суевериям учила...
- Да уж не мудизму-онанизму! - передразнил его чёрт. - Однако они, как ты помнишь, всё хозяйство ей, болезной, вели, и за нею присматривали. Знал ты то! И ведал, что будет, коль отвадишь их. Двух месяцев не прошло - и померла она. А знаешь, от чего? С голодухи! Лежала, помирала, а позвать никого не могла. Да и некого было - твоими мудистическими молитвами. Так что душеньку твою я в пекло потащу с превеликой радостью! И - очень скоро.

- Потому, что зла Прохоровна на тебя непомерно, хоть и помолодела да в реке резвится. И иные силы, поболе вообразимого тобой, за неё стоят. А как? Да завтра поглядишь.
И парторг тотчас уснул, как убитый.
А поутру вышел во двор, глянь туда, глянь сюда - не то что то... Пригляделся - а на дальнем поле, что приорали вчера, вновь чегой-то зелёное виднеется.

Как вихрь, летел парторг до поля, а там уже и тракторист, и комбайнёр, и агроном, и и даже инженер с гранитного карьера. Стоят, курят, дивуются.
Глядит парторг - и точно диво дивное: вчера перепахали - а сегодня как новенькое! Ну, не новенькое: на поле, как и вчера, грязь речная да будяки с осотом, но: там - капустына, сям - капустына. Заметно!

Тут парторг как заорет! "Не потерплю!!!"
- Чего? - спрашивает агроном. - Того, что уходила тебя Сила-неведома? Если так - прав ты: стерпеть это никак невозможно.
Тут парторг на тракториста как кинется:
- Каналья! Обманул, не пахал, нализался!
- Да я ж при вас, вы ж видели, то - Прохоровна!
- Не она это! - отвечал инженер. - А - Змея-царевна: лишь ей одной власть такая дана.
- Какая ещё змея?
- Царевна! Владычица над всею силою неведомой.
- Ах ты... диссидент! - выругался парторг. - Суеверия разводишь? Да я тебя по партийной линии...
- Руки коротки! - ухмыльнулся инженер. - Беспартейный я! Да и не боюсь. Потому, что таких, как ты - пятачок-пучок, а горные мастера в крае - наперечёт! Каркай, каркай, ты мне не мешаешь.
- И вообще - полегше на поворотах! - вмешался комбайнёр. - А то я тут книжку одну детям читал, а там - в точности про такого, как ты. Тож над людьми изгалялся да силу-тайну не уважал - и остались от него одни подошвы.
- Ты не мудрствуй - трактор заводи!
- Никак невозможно, бензину нет, вчера весь распахали.
- Да и бесполезно то, - добавил агроном. - Поле с гречихой ночью тоже назад перекинулось. И - с морковкой...
- Да я вас всех...
Но тут вдалеке на просёлочной дороге клаксоны загудели - то ехала делегация партийная из городу - повышенные соц.обязательства принимать.

Оглянулся парторг на поле, из мёртвых восставшее, на будяк да осот, да капустыны кое-где - а средь поля молодая Прохоровна стоит и хохочет-заливается. А рядом с нею - другая: лицом строгая, платье - что зелен-жар, и смотрит... без сочувствия.
Словно солнце вспыхнуло в голове парторговой - и рухнул он на сыру-землю, а после пять лет провалялся в больнице: в умопомрачении да с "кондратием", пока не помер, что и было чёртом предсказано.

А меж тем, оставшись без партийной да советской власти, совхоз быстро залечил раны. Пастух, решив, что "если гора не идёт к Магомету - Магомет идёт к горе", погнал коров по спешно сооружённому понтонному мосту на тот берег и пас их там. А излишек сена накосили вручную - да возили лодками.
Потопший да взорванный трактор прямо в воде разобрали и пустили на запчасти: то-то было радости мальчишкам с железяками возится!
Поля, оставшиеся как есть, не взирая на речную грязь, тоже собрали сельчане, и, по большей - присвоили продукт. Но по меньшей - отнесли на ферму: жаль всё ж животину, зимою голодающую. Но этой зимой коровы ели, что называется, с человечьего стола, а понравилось ли им то - они не сказали.
В общем, оказалось, что без марксизма-ленинизма жить в разы легче - и Ленину кадить не надо.

Однако вскорости приехал откуда не ждали новый директор совхоза - из опальных номенклатурщиков. То есть личности такие, которые уже где-то проштрафились и их, не зная, куда девать, перебрасывают с места на место. А вслед за ним приехал и новый парторг: их лишь теоретически избирать положено, а так - та же ротация кадров.

Директор, надо сказать, людям сразу понравился, так как сумел насмешить всё село. Перво-наперво он сказал, что партия объявила политику ускорения, предоставив совхозам решать многие свои дела на месте, с учётом специфики хозяйства. После чего торжественно распорядился засеять поле... МАНКОЙ - её-де здесь ещё не выращивали.

Однако после того, как агроном объяснил ему, что манка - крупа и сеять её - всё равно, что сажать макароны, новоипеченный директор и сам до слёз хохотал над собой вместе с народом.
Тут селяне вздохнули с облегчением: советы слушает - значит, не самодур.

Один лишь парторг не мог найти себе места от возмущения: он своими глазами видел, как перед переправою скирды через реку парни с девчатами бросали в воду куски каравая.
- Это ещё для кого? - спросил он.
- Для Прохоровны.
- А она - кто?
- Русалка здешняя.

- Да где это видано? - неистовствовал новый парторг. - Где научный атеизм, где борьба с суевериями?
- Тебе сказать, или сам догадаешься? - ответил на то агроном - и рассказал эту историю.
- Вообще-то подношения положены Водье, - добавил дедок, что сызмальства тёрся возле начальства. - Ну, да они, силы-неведомы, сами разберутся.
- Всё равно - безобразие! - гнул свое парторг. - Я это так не оставлю!
- Да сколько влезет! - отмахнулся новый директор совхоза. - Вон, слыхал я, перестройку объявляет правительство. Так что кончается твоё время...
А теперь - мой наказ: впредь русалку уважать всячески, о делах хозяйства её по возможности информировать и вообще... может, она в борьбе с засолением почвы подсобит.

...Наверно, Прохоровна и до сих пор плавает в тех местах, хоть совхоза давно нет, а побережье оккупировали дачники. Но такие натуры, как она - стоят крепко!

На этом, собственно, и сказке конец, НО!
Обратите внимание: ничем не примечательная деревенская женщина проделала головокружительный путь от простой доярки до... языческой богини: ведь лишь богам делают подношения!
Это ли не самая блистательная карьера на свете!


Отправлено из приложения Diary.ru для Android