КАК СОКРУШИТЬ ИСТУКАНА

[Tedronai]

Эта историю мне пришлось воссоздавать практически с нуля, так как рассказывали мне её "конспективно", без красивостей и подробностей. Однако, по ходу реставрации этого сказа я узнал такое, что хоть прыгай до потолка.
Дело в том, что в этом повествовании главная героиня пересекается едва ль не со всею "силой неведомой", что присутствует в краевых легендах.
А посему - настало время (да и не терпится), изложить кой-какие другие соображения: относительно "источника бывальщин"

Бывальщина суть сказка, перенесенная в определённое время и место да вписанная в исторический контекст. А сказка, как известно, есть "миф десакрализированный" - то есть: сказочные персонажи некогда были почитаемыми божествами да героями, а сказочные события - частью мифологических историй...
Так вот: персонажи слышанных мною бывальщин удивительным образом схожи с кучей других легендарных персон из весьма отдалённых от родной стороны мест.
Почему так? Пока речь идёт о водяных да леших, вроде всё ясно: где есть лес да вода - там народ изобретает им хозяев. Но ведь есть кое-кто ещё...

Один из самых жутких мотивов: некий нездешний льдисто-каменный мир, где обретаются "истуканы бессердечные" и откуда приходит Керемет-Смертоносец: повелитель ядовитых грибов, гнили и безвременной смерти.
При всей своей экзотичности перед нами... нижний мир злого марийского бога Йына, где "небо - каменное, солнце - зажжённая поминальная свеча". Кстати, что бы понравится этому злодею, следует вести себя исключительно по-хамски и всячески вредить людям (что будет дальше, в тексте сказа). Но что интересно, "истуканы" схожи не только с ним, а ещё... утверждается, что ещё одна их "предстоятельница на земле" - ни кто иной, как Вихола - владычица мороза и зимних бурь. Так что всё вместе отсылает нас к андерсеновской Снежной королеве.

Далее - Великий Зверь (не путать с лешим). Зооморфное божество, владыка всех зверей земных, "оборотень наоборот" (из зверя в человека). Периодически любит брать в жёны человеческих женщин (исключительно с согласия последних), и имеет от них кучу детей, что либо также становятся зверо-людьми, либо (чаще) - возвращаются к человекам, становясь знатными богатырями и зачиная новый род (зверь - первопредок). Тотемизм? А ведь таки-да!

Водья (она же - Водява). Божество, хозяйка вод, калька с мордовской Ведявы, лишь характер изменён: наша более человеколюбива: помогает рыбакам, спасает утопленников и единственно кого терпеть не может - так это разгильдяев, плохо следящих за мостами и плотинами. И рушит таковые нещадно.
Тут самое время удивиться: как легенды перепрыгивают столь огромные расстояния. Вместе с носителями? Или... благодаря тому, что разные народы произошли от одного корня, имея общий источник культуры? Но тогда истоки сказок лежат в области совсем уж седой старины - до всего, ведомого историей. Быть может - в те года, когда кроманьонец вышел из Африки. А может - раньше.
Да, раньше: африканские мифы ну очень отличаются от европейских (подробнее - тут: antropogenez.ru/article/816/ и тут: antropogenez.ru/interview/456/ ). Похоже, истоки персонажей наших сказок... старше "человека современного типа", и восходят к неандертальцам. А вот это - реально потрясает!

Змея-царевна. Она есть королева всей неведомой силы. Тоже - оборотень. Могущественна чрезвычайно, однако благоволит более не к богатырям, а к тем, кто задумал нечто хитро-искусное: к гончарам, кузнецам, строителям. У неё есть муж - тоже змей, однако сейчас они в ссоре. Змей крепко озлился на людей за их жестокосердие - и ныне собирает себе в свиту загубленных родителями детей. Змій-не-знаючий жалю - так его прозывают, хотя, похоже, жалость-то у него есть - да не ко всем.
Что ж до его жены - ныне Змея-царевна одинока. В свите её также полно "бывших людей", ставших "силой неведомой" вследствие тех или иных житейских злоключений, однако она не обращает их преднамеренно. Вообще за Змеёй-царевной водится интересная особенность - она явно стремится расшатать имеющийся миропорядок (вернее - беспорядок: уж если муж озлился - какой тут лад?). И для этого подкидывает людям возможности "сверх их мечты". Клад, например. Или - волшебную силу. Или - необычайное мастерство. А далее - уж как сам человек распорядится...

Эта её особенность поразительным образом роднит Змею-царевну не столько с Скарапеей из русских сказок, сколько с... Хозяйкой Медной горы!
Итак: Змея-царевна предстаёт то в виде змейки, то - прекрасной женщины в блистающем наряде. Её подарки - с подвохом, но не злым, а заставляющим превзойти себя и учинить невиданное. Те, кто прошёл сие "искушение могуществом" - меняют человеческий мир, привнося в него волшебство. А не прошедшие... чаще всего это происходит потому, что они пытаются с новыми возможностями вести привычную жизнь, чего попросту не бывает. То же мы обнаруживаем и в уральских сказах.

Тут самое время предаться полёту фантазии. Если легендарные персонажи на самом деле есть - в высшей степени логично, что самое большое неравнодушие к людским делам являет как раз владычица подземного мира.
Что человек научился пользовать в качестве инструмента ранее всего? Правильно - расколотый камень: им можно и копьё заточить, и дерево срубить, и нарезать чего...
Что есть керамика и стекло? Искусственные камни!
Откуда берётся металл? Из камня!
Как называют на сленге процессор? Камнем! И - верно называют: он камень и есть - кремний, основа горных пород.

Мы - каменная цивилизация! Всё, чего мы достигли, проистекает из камня! Лишь совсем недавно человек стал пользовать нечто иное: видоизменённую живность, да и то - приборы, для этого потребные, создаются из "твёрдой материи".
Медной Горы Хозяйка не оставляла нас никогда! И помогает ой не только мастерам-ремесленникам. Как известно, Менделеев увидел окончательный вариант своей таблицы во сне. А Беккерель открыл радиоактивность и вовсе случайно, возясь со светящимися минералами. С КАМНЯМИ!
И далее будет то же самое. Поатомарная сборка - суть и цель нанотехнологических изысканий, есть продолжение того, чем занимались гончар, кузнец и строитель: сотворение камня. Забавно, но торжество нанотехнологии претворит в жизнь как раз сказочный сюжет: всё на свете - из драгоценных камней. Ведь, когда мы будем собирать вещи поатомарно, самым востребованным материалом станет алмаз: обыкновенный уголь, сложенный в другую кристаллическую решётку!

...Увы и ах, земные недра до сих пор исследованы хуже всех иных мест. И немудрено: попасть туда ну очень затруднительно. Даже если нам нипочём давление с температурой - шахту до земного ядра не выроешь. Породы пребывают в движении - переломится она, как тростинка. Можно, конечно, попытаться плавить - и сквозь расплав нырнуть в земную твердь. Да сколько для того энергии надо, а главное - куда тепло девать?
Ответ на вопрос, пожалуй, стОит поискать у Хозяйки Медной горы. Перед нею, как известно, не только камень раскрывался, но и расстояния чудесным образом сокращались... Путь в земные глубины лежит не через шахту, а через червоточину - в точности, как до звёзд. И однажды мы научимся сверлить не только камень, но и самуЮ даль...

А пока мы исследуем глубины сейсмотомографией. И таки-кой-чего накопали. Оказалось - мантия Земли имеет сложнейшую структуру: там есть и пласты бывшей океанической коры, наклонно "заехавшей" под материк из-за движения плит, и громадные желваки, этакие "корни гор", что образуются из тех пластов на глубине 600 километров, и нисходящие каменные реки - от этих желваков до самого Ядра, образуя на границе с Ядром причудливый слой - этакие колоссальные горные хребты, погружённые в камень, и горячие потоки-плюмы, медленно подымающиеся с этого слоя вверх, что бы потом на границе тех же 600 километров растечься струями, что изливаются лавой в серединно-океанических хребтах и, расширяя дно, движут материки.

А вместе всё это похоже на...
"Шагнула, а под ногой и схрупало. Отдернула она ногу, глядит — земли-то под ногами нет. Стоит она на каком-то высоком дереве, на самой вершине. Со всех сторон такие же вершины подошли. В прогалы меж деревьями внизу видно травы да цветы, и вовсе они на здешние не походят."
(Павел Петрович Бажов, "Горный мастер")
Чем не провиденье?
Но мы отвлеклись - пора и сказку баять.

Дело было при царях, где-то после событий, описанных в "Волчьей свадьбе". Скорей всего - вскорости, так как граница с Польшей ещё наличествовала.
Жили в Приречье брат и сестра: старший да младшенькая. Отец у них всё в городе на заработках пропадал, а мать была шибко хворая: едва хватало её небольшое хозяйство глядеть. Впрочем, на достатке то отражалось мало: отец из города деньжат привозил, а сестрёнка младшая - шёлком да бисером вышивала. Да так справно, что за работу её хорошие деньги давали, и жила семья безбедно.

Один брат у них был непутёвый. Нет, не лентяй и не пьяница - а слишком уж лихой удалец. Денег додому он тоже немало нёс: косая сажень в плечах, любая работа нипочём, а уж работы в Приречье в те года появилось премного: на одном куту здоровенную лесопилку отгрохали, на другом - мельницу знатную с молотилкой да круподёркой, за лесом гранитный карьер открыли, а в селе пекарня была, кузница инженерной системы, шкурная мастерская, где кожи перед отправкой на завод готовили, и даже - хитрая машина для прессовки сена. В общем - работы море, абы охота была.

Парень и работал: то там, то здесь. В основном - тягал чего потяжелее: сила есть - ума не надо. Ему говорят: выучись у мастера какого, вот, например, у кузнеца. Или - у горного, что с гранитом возится. Тебе ж с того польза будет, а сила - она с годами иссякать склонна.
А он: - морудное это дело, успею ещё.
Ему: - верно, учится - дело непростое, да только без него - никуда! Ты, как видно, поле пахать не особо горазд: всё по мастерским да в карьере. А там, если хочешь всю жизнь ремеслу посвятить - знания нужны. Пора тебе их набираться, пока молод!
А он: - да шут его знает, чему я жизнь посвятить хочу. Тесно мне, разгуляться негде, вот и пробую разное. Пока - где силушка требуется, а наука... успею ещё.

Ладно, может и успел бы: силачи - они тоже нужны. Да только не одною силой известен был тот парень. А более - нравом лихим да окаянным. Нет, убойств с калетством он не чинил, но в остальном - дитё дитём, только - здоровенное. В детстве грозою садов хаживал, в похищении чужих яблок - первый. Подрос - и вовсе пакостить начал. Кому свинью выпустит, а она и рада бегать, задравши хвост да огородам вредя. Кому - лягушку в колодец кинет, а потом бабы её, дохлую, в ведре углядев, к колдовке бегут: "Порча, порча!". Бугая племенного раз брагою угостил - так тот пол-села на деревья загнал - пришлось пастуху долго за ним бегать да словом тайным успокаивать.

А потом - ещё хуже: из карьера его не раз гнали за хулиганство бесчинное. То он, взрывчатку сперев, среди ночи её подорвёт: шум, гам, тарарам. То - воду отведёт, чтоб она подтопила чего. То - пужать примется: засунет в вентиляцию свистелку, что от ветра гудит - и чисто черти под землёй воют. А однажды и вовсе глыбу здоровенную расшатал да опрокинул, отчего народ, решив, что то оползень, тикать кинулся... За одну лишь силу его взад и принимали: кому ещё каменья неподъёмные ворочать?

На лесопилке, опять же, отличился: однажды недоплатили ему в один присест: мол, денег нет, через неделю приходи - так он машину как есть сломал, да так хитро, что и не докажешь. После на лесопилку его не брали - а ему и плевать - к лесорубам пошёл, пока оттуда его тож не попёрли, после того, как он нарочно кабана-секача заячьей дробью попотчевал - и тот кого из артели едва не заел.

Парню говорят: - зря ты машину сломал, труд в ней великий!
А он: - а чего денёг сразу не выдали?
Люди - ему: - оно, конечно, плохо - но мог бы какую шестерёнку снять и условие поставить: пока монеты не будет - запчасть у меня.
А он: - стану я возится, да за монету-то. Всё - или ничего!

Таков он и был: "всё или ничего". А ещё... шутников в округе много водилось и, бывало, дошучивались те шутники до реального убытка - да только народ по такому случаю не злопамятен, так как ведомо - не хотели они того.
А он - хотел. Не просто пошутить, а поизгаляться над человеком. А окоротить его сложно было: косая сажень, кулачищи - пудовые и сверх того - проворен: трудно доказать, что это именно он, а если что - врал парень, что сивый мерин.

А как в возраст вошёл - совсем управы не стало. То за купальщицами глядит, то барышне подол задерёт прилюдно. Однажды стара-бабка его за то цепом отходила - так он вночи ей в копанку с карпами взрывчатки с карьеру кинул - все карпы и всплыли.
Сказывают - после его русалка преследовала - всё общекотать пыталась, да он даже от неё отбился.

Да только девиц ему уж охота - а они в его сторону и не глядят. Такой горе-молодец никому не люб - чему тут удивляться. И он, дабы расположение их снискать, за всамделешнее злодейство взялся, дабы денёг на подарки дорогие иметь.
Сперва повадился на польскую сторону - коров оттуда угонять да в Бродах перекупщикам краденого сбывать.
Пастух здешний его стыдит: - что ж ты, ирод, делаешь, за рекою тоже люди живут!
А он: - ага, мне, значит, нельзя - а им можно на наших лугах потравы учинять?
- Потравы - то иное, - говорит пастух. - То мы - им, то они - нам: луга у реки спорные. А трава, в отличие от скотины, за неделю вымахивает
- Ну да, а что здесь ляхи творили при Навіженом пане?
- Так ведь помер давно Навиженый пан!
- Помер - а люди помнят...
- Как не помнить: народу-то прорву злодей загубил. Только краденых коров то не касается: ты сам дорожкою Навиженого идёшь - он тоже считал, мол, "здесь - моё и там - моё"
Так и проболтали попусту.

Меж тем обнаружил парень, что и подарки дорогие девиц не особо привлекают: уж больно лихую славу он заимел. Но - бросать свой дурной нрав парень и не подумал, а пуще прежнего на польскую сторону зачастил.
И вот однажды, когда не срослось у него и возвращался парень додому несолоно хлебавши, встретила его на речном пригорке сестрица младшая, что часто там за работой сиживала. Место это, кстати, цело и до сих пор: прямо над нижним омутом мельничным обрыв есть здоровенный, а сверху - весь противоположный берег видать, как на ладони - красота. Место это, кстати, до сих пор светёлкой кличут.

Встретила - и повела такую речь:
- Ой, братик, кончай лихо деять - пропадёшь ведь!
- Чего это мне пропадать? - удивился парень.
- Селяне забьют, у кого ты коров да коней угоняешь.
- Это ляхи-то? Не забьют, руки коротки!
- А если стрельнут?
- Я вёрткий.
- А полиция?
- Ляшская, что ли? От неё сбегу, а нашей мои дела без разницы.
- А сила-неведома? Такое ей не по нраву.
- А вот её я как раз не обижаю. Ну, кроме пруда подорванного, так я больше на те глупости не горазд.
- Силы бывают разные. О Хапуне слыхал?
- Это, в смысле - о Бабае, коим деток стращают?
- Нет, о другом, что лиходеев привечает и впредь - лишь лиходейств от них и требует, а ослушаются - уносит неведомо куда.
- Сказки то... Чего ж он Навиженого не унёс?
- Так ведь Навиженый только лиходейством и жил - зачем его с земли уносить?
- Всё равно - сказки. Ну пошто ему несть кого? Куда? Зачем?
- То мне неведомо, так как куда он уносит - оттуда не возвертаются.
- Тогда кто вообще мог то рассказать?
- Опять же - не знаю: может, отбился кто или сбежал.
- А, ерунда! Бог не выдаст - свинья не съест! Вот в Бога я верю. И в чертей, что пьяниц морочат. В русалок, там, в домовых-леших, в оборотней с двоедушниками, в ведьм-колдунов да всяких ворожеев, а в Хапуна твоего - не верю и не поверю ни в жисть!
- Ну, как знаешь, братка... - отвечала сестрица и вновь принялась вышивать.

Меж тем не заладилось у парня дело - сторожкие стали селяне на ляшкой стороне. Туго стало у парня с денежкой, а на работу его не берут: кто ж возьмёт вора-то?
Пригорюнился парень, в шинок стал захаживать. И вот однажды подсел к нему мужик: одежда справная, городская, и говорит слегка не по-нашему.
- Хош денег добыть? - без обиняков спросил он его.
- Само собою! - ухмыльнулся парень.
- Много - и сразу? - прищурился мужик.
- Спрашиваешь...
- Могу подсказать - где.
- Ага, за просто так, так я и поверил! И вообще - ты часом не Басаврюк? Про клады врать не станешь?
- Если хочешь - стану: один клад: казна казацкая, за Фойским кутом на речке Звонкой зарыт, второй - сокровища Навиженого - на Лисьем острове, а третий...
- ...Сундуки княжеские, от татар схороненые - в городе! - закончил парень. То и дети малые знают - да только не отыскал никто.
- Верно. Потому дальше баять про клады я и не стану - чай, не Басаврюк. Дело моё иное - земное да верное.
- И какое же?
- Слыхал ли ты про драку за панское наследство в Замостье?
- Как не слыхать - после Волчьей свадьбы там до смертоубийства дошло.
- А чем было то наследство?
- Ну, деньги...
- Только-то?
- Ещё - земли, маеток...
- И где они?
- Пораспроданы. Кто наследство получил - распродать его поспешил, так как всё равно от прочих наследничков житья не будет.
- И где распродавшие?
- Не знаю. За границей, наверно.
- А вот и нет! Мне известно, где одна из них. Бабка старая - вдова панская. Денег у неё должно быть немеряно!
- Так ведь, небось, в банке они...
- А вот и нет! Потому, что, во-первых - она часть панского золота получила, а во-вторых - она у прочих наследников эти самые золотые причиндалы повыкупила, что бы, значит, сокровища рода дальше передать - внукам, что взаправду по заграницам волочатся. А мы возьмём - да украдём у ней то золотишко!
- Хорошо б, да боязко это: небось, охраняется оно.
- Охраняется - да не очень, я проверял.
- Да и нехорошо это как-то - вдовицу грабить...
- От кого это я слышу? - изумился мужик. - Когда тебя то печалило - обидишь ли ты кого? Да и дело, что я предлагаю тебе - не простое. Сокровища Навиженого то - часть их! А мы, выходит, награбленное грабим да назад возвертаем.

- Ладно, убедил, - говорит парень. - И чё теперь делать? А, главное - почему это ты ко мне обратился, нет ли подвоха какого?
- Подвох есть, да тебе он на пользу. Он в том, что надо всё провернуть ну очень тайно, да молчать опосля, а лихие молодцы с Курепки да с Бродов разболтают всё впоследствии. Вот я и выбрал тебя: хитрый ты да вёрткий, опять же - сильный, а главное - себе на уме и для красного словца языком не лопочешь.
- Хорошо, верю. Как договоримся?
- Пополам. С меня вор - не ахти.
- ЗдОрово! Замётано. С чего начнём?
- С зарока! - сказал мужик. - Там, откуда я пришёл, во всяком важном да стоящем деле на крови клянутся.
- Чего, надобно кровью у контракте роспись ставить? - хохотнул парень.
- Что за чушь несёшь ты, орясина! - фыркнул мужик. - Я не чёрт и не бухгалтер, что б контракты заключать. Во баек обслушался парень, а ещё брешет, что не верит в них!
- А всерьёз?
- Всерьёз - это вроде кровного братания. - Артель на бумаге аль ткани кровь смешивает, а как подсохнет - делят на столько частей, сколько людей и - хранят до окончания дела. А когда смешивают - клянутся: до конца довести, не предать, не обманывать, друг за дружку стоять. Ясно?
- Ага! - отвечал парень. - Забавно у вас.
- Забавно... Когда-то верили, мол, колдовство это, а сейчас - скорее в то, что иначе удачи не будет.
- Смешаем - когда?
- Да хоть зараз! Платок есть или свой дать?
- Да уж есть, я не скобарь какой.
- А ножик?
- Да завсегда!
- Тогда - начинай.
Чиркнули он острием по пальцу: один да другой, кровь на платке смешали, а пока сохла - поклялись друг друга не предать, не обмануть, друг за дружку стоять, а главное - дело до конца довесть, если это вообще возможно. Платок разделили - и на том до утра разошлись.

Не раз они встречались, за реку хаживали, местность да подходы изучив, ещё и тренировались: в чужую хату скрытно залезть, сундук открыть, оттуда чегой-то, заранее задуманное, найти да вынуть, чегой-то - покласть, закрыть и сдрыснуть. И, несмотря на богатырское сложение, получалось то у парня преотменно.
Наконец настал тот самый день. Спорядились они, как следует выспались и - айда на дело. А перед тем мужик парню пистоля вручил.
- На, бери для острастки! Ежели чего - трах-бабах и разбегутся супротивники наши. У меня такой же есть - так что ежель погонятся за нами - перепужаем всех!
- Ух ты! - парень аж присвистнул, разглядывая рукоять пистоля: резную да золочёную. - Откуда они такие?
- Так, панская забава. На дуэли ими дрались, кажись, человек пятнадцать уходили. Ну да нам они не для дури, а для острастки потребны.

Поплыли за реку, залегли в лесочке, а как ночь пришла - выдвинулись. Поглядели в дырку заборную, как стражи бражничают, а после ну через забор яблоки кидать! От яблок - шорох, стражи побёгли выяснять: чё да как, а пока бегали - парень быстро забор перемахнул - да и влил им в горилку зелья сонного. И - мигом назад.

Часу не прошло - захрапели стражники. Тогда и перебрались хитники через забор невозбранно, в дом залезли через окно, хитры-лампочки запалили, что мужик раздобыл, и ну - шукать сокровище. И - нашли, причем - довольно быстро: панская вдова его у себя в кабинете прятала.
Принялись они паковать по сумкам злато-серебро да каменья из шкатулок-ларцов, а тут вдруг вдовица панская и заходит: с ней, видать, бессонница приключилась.
Хитников увидела - и в гвалт.

Мужик, что с парнем был - наставлять на неё пистоля - да она тоже, у неё свой был. Она первой стрельнула - да поверх голов, мужик стрельнуть попытался - да не вышло, заело чегой-то. А вдовица свистка с шеи сняла - да как засвистит! Неверно, в Киеве слыхать было.
Тут мужик парню и орёт: - стреляй, а нето она всех соседей перебудит!
Парень: - да не боится она, тикАем лучше побыстрее!
Мужик, ощерясь: - поздно, видела она нас! Стреляй в неё, а иначе - в острог загремим!
- Ты что, рехнулся - человека убивать!
- Нет, рехнулся ты! Зарок вспомни!
- Не буду! - вскричал парень и мешок со златом на пол бросил.
- Будешь! Да только не сейчас... - прошептал мужик, схватил парня за руку - и провалился с ним сквозь пол, словно в воду ушёл.

И не вернулся парень додому ни в тот день, ни во второй, ни в третий. Совсем измаялась сестрёнка его, об мысли душу истрепала: он-то ей ничего о деле том не сказывал.
Стала сельчан спрошать, а они: знать не знаем, так как не вожаемся с охломоном твоим.
Спросила у жида - шинкаря.
Он: - в последний раз - с месяц назад, он с каким-то мужиком городским сидел, а вот о чём они говорили - то не ведаю.
Она в город подалась, к отцу своему, да ну брата там шукать. Город - не село, народу много, да всё ж - не столица, да и братик у ней приметный: косая сажень в плечах. Нету такого. И - не было.

Вернулась - и с последней надеждою к ворожке пошла. Та карты разложила, в воду глядела и говорит:
- Связался он с ворюгою-злодеем, грабёж они учинить решили, на польской стороне, а вот что дале было - не пойму.
- А жив ли он? - охнула сестрёнка.
- По крайней мере - не мёртв, а так... словно исчез. А вот - куда? Ну не леший же его уволок, в самом деле? Не знаю.

Пришлось сестрице в Замостье топать, на польскую сторону. Пришла, да спрошает: не было ль чего лихого?
А ей в ответ: лихого не было, а вот чудное - было. Вдовица панская клянётся-божится, что к ней в дом двое ворюг забрались, а после - сквозь землю ушли. И правда - разворочены были по полу её сокровища - да не взято ничего.
Пошла сестрёнка к панне. Описала брата, панна признала его и говорит:
- Жизнью я ему обязана, братику твоему. Мог меня он из пистоля убить - да не стал, отказался, и за то подельщик евойный, ирод неведомый, его под землю уволок.

И ясно стало сестрёнке, что сбылось её предостережение - сам Хапун братика похитил. Уволочь-то уволок, да куда - неведомо. И о Хапуне том сестра лишь слыхом слыхивала, а кто он да откуда - не знала.
Пошла людей пытать - а от неё отмахиваются, а то и шарахаются: молчи, мол, не наклич беды! Потом к мельнику ходила, к пекарю, кузнецу, пастуху, машинных дел мастеру - без толку. По ведьмам пошла - те тоже либо не хотят об том баять - либо сами не ведают толком. И в городе та же история. И - даже в Киеве.

Лишь один работяга, каменных дел мастер с карьера, сказал нечто дельное:
- Ежели он под землёй - то ты его услыхать можешь, а для того надобно ночью в карьере на камень лечь да ухо приложить. А если нет - всё равно так поступай, много-много раз, пока она не ответит.
- А кто "она", дяденька?
- Змея-царевна. Она - над всею силой неведомой владычица и точно знает, где твой братик обретается и как её оттуда достать. В общем - оставайся-ка ты на ночь в карьере, я родным твоим с рабочими весточку передам, что б не волновались. Послушаешь!

Легла в ночи сестрёнка на камень: тёплый камень, солнышком нагрелся, ухо она к земле приложила, одеяльцем прикрылась и слушает: нету ли чего? Да только мешает всё: птицы ночные да мыши печные. В следующий раз поглубже забралась, в самый гранитный излом. Всю ночь слушала и лишь под утро, сквозь сон, услыхала далёкое: "сестрёнка!", да и то - не из камня, а вроде - из-за плеча. А на третий день мать приехала: пропадаем, мол. Отец на работе ногу придавил: такой синячище, что встать не могёт, денёг на лекаря надо, а нетути - всё в полицию ушло на поиски братика твоего непутёвого. Возвертайся, вышивать пора!

Она не знает, что и делать, но тут её мастер выручил:
- А чего б это тебе здесь не вышивать? Вон времяночка моя, свету много - работай! Если, конечно, взрывов не пужаешься.
- Не пужаюсь! - ответила сестрёнка, и в тот же день привезла из дому инструмент с материалом.

Шьёт сестрёнка - вышивает, да всё у неё змеи получаются. Оно и понятно: что в голове - то и на руке. Тут-то и принялась она у мастера про Змею-царевну выспрашивать, а он и рад стараться:
- Змея-царевна есть над всею силой неведомой владычица. Люди говорят - мол, в горах живёт, но то - неправда. В горах кремьяных у неё лишь трон, а живёт она повсюду. Под землёю ходит прям сквозь камень, как сквозь воду, где она часто хаживала - там камень особенный, один из них так змеевиком и именуют.
Из себя она разная: может змеёю быть, а может и человеком: чаще - девицей молодой. Отличить её проще всего по одёже - такого матерьялу не делают люди - самоцвет, а не матерьял... Впрочем, ежели она не хочет, что б ты её распознал - то и не распознаешь вовек!
К людям она относится неплохо, жаловаться не след, однако есть у неё свойство: подарки делать особенные. Кому - мастерство-умение, кому - волшебную силу, кому - ещё чего. От подарков тех человек, как прежде, жить не может - потому многие Змею-царевну побаиваются и про неё не говорят вовсе, а как по-моему - зря.

Ну не бывает так, что б человек чему-то научился - и при том всё по-старому было. Я вон сам, как в городе говорят, "от сохи", село у нас страсть какое бедное было. А теперь - здесь. По мнению бабок старых - с пути сбился, а по-моему - как раз и нашёл: родители да семья в Курепке живут и в ус не дуют, да и мне в горе ковыряться куда интересней, чем в земле.
Вон и ты, гляжу, не полем, а мастерством живёшь, а это, кстати, Змее-царевне по нраву: когда человек чего мастерит. Так что ответит она тебе пренепременно - лишь упорство прояви.

Так сестрёнка и поступила: днём шьёт-вышивает, ночью - гору слушает. Молчит гора - а вот с вышивкой чудеса пошли: птицы невиданные, звери чудные, цветы волшебные да узоры хитрые.
Однако время идёт - а нет ответу. И задумалась сестрёнка: может, надо глубже в гору влезть? Мастера спрашивает, а он и рад стараться: есть тут шурф один, жилу поделочного камня там добывали, пока всю не выгребли, может - сгодится.
Поспала там - и точно: шорохи какие-то в горе, непокой. Принялась звать братика, да ответа - нету: по-прежнему шуршит жизнь тайная. И тогда решила сестрёнка - надо ешё глубже залезть. Но - как?

И вспомнила о том, что колодец за селом есть - глубоченный. До ста посчитать можно, пока вниз ведро идёт. Ну, думает: жди меня, царство подземное, раздобыла рукавицы, молоток, клинья стальные - и в колодец.
Одного не учла: человек - не ведёрко, потяжелее будет. Сестрёнка ворот заклинила слегка, что б хоть туда плавно на ведре съехать - тут-то верёвка старая и оборвалась.
Ухнула она в колодец, что каменюка, по шею в ледяную воду ушла, ещё и инструмент свой потеряла - как теперь выбраться?
Заревела сестрёнка в три ручья, аж глаза закрыла с отчаяния, а как открыла - видит: в стене колодезной ниша цветная образовалась, в ней стоит на хвосте узорчатая змея и говорит человеческим голосом:
- Ну и кто ж ты после этого?

Сестрёнка испужалась сперва, а потом и говорит:
- Так я ж вас, царевна-змея, уже давненько зову.
- Давненько - да не очень, - проворчала змея. - Иные моего расположения годами ищут - а всё ж в колодцы не прыгают.
- Ой, простите, Царевна-змея!
- А за что? Будто мне с того урон какой... Это ты по шею в воде оказалась. Ану вылезай!

И с этими словами спустилась в колодец лестничка, а из ниши дале проход открылся.
Вылезла сестрёнка, глядит - дале сени да хата, только всё - каменное. Зато тепло - будто в жаркий день: и согрелась вмиг, и просохла. Обернулась - а за нею девица стоит красоты неописуемой и рукою в уголок показывает, где одёжа висит: переоденься, мол. Сестрёнка и переоделась.

- Ну, садись, сказывай: зачем пришла, верней - влетела, да пирогов моих отведай, у меня - все богатства земные.
- Ой, боязно как-то, старые люди говорят - не след у силы неведомой пищу брать.
- Я тебе что, русалка какая! - расхохоталась Царевна-змея. - Ну зачем мне тебя чаровать - своего народу целая туча. Ешь, не бойся!
Попробовала сестрёнка: вкусные - страсть, а всё ж второй кусок не взяла - ну не ведь за пирогами она пришла.
- Братика я своего ищу. Говорят, в землю ушёл.
- Это какого? - прищурилась Змея-царевна. - Того, что в колодцы жаб дохлых кидал, того, кто в карьере буянил, того, кто машину сломал или того, кто чуть русалку динамитом не зашиб?
- Его, царевна, его, - склонила голову сестрёнка.
- А точно ли его искать надо - вред ведь один?
- Точно. Братик он мне, люблю я.
- Ладно. Только задача эта посложней, чем тебе кажется. Не в моём он царстве.
- Не в твоём? А - где?
- А не пройтись ли нам - дорогой расскажу.

Вышли они из хаты - и видит сестрёнка диво дивное: то ли они в лесу, то ли в пещере здоровенной, не разберёшь. Сверху - корни, снизу - камни, солнца нет, а - светло, букашки какие-то летают. Одна села на ладонь, оказалось - из чистого золота. А Змея-царевна идёт рядом да рассказывает.
- Ты пришла из мира, что под солнышком, ты сейчас - в мире, что под корнями, есть ещё мир, что за тучами, но есть и ещё один - нездешний вовсе. Прежде он у вас был, но после злодейств великих, тамошними жителями учинённых, перестала его носить сыра-земля.
Те, кто населяют его - прежде людьми хаживали, но теперь - истуканы каменные, бессердечные, а потому - лютее лютого. Когда сердца нет - ничего не радует и радовать не может, потому бессердечному лишь одна отрада: чужую радость рушить. Да только разрушено там, в том злодейском мире, всё подчистую, а сюда: ко мне или к вам, выйти они не могут: без сердца - не выйдешь. Вот и удумали они сердца людские раздобывать: куплей или обманом.

Платят они лишь злом одним, так как ничего другого у них и нету - но иной человек соглашается сердце променять на удачу разбойную иль талант мошенника. Однако не столь уж и много таких: куда проще тому же Басаврюка человека во грех искушать жаждой золота. Люди - они чаще жадны, нежели злы - и потому охотников продать сердце всегда мало. И измыслили истуканы подлость великую: тех, кто сердце продал, понуждают они обманом в истуканский мир человека завлекать. А делается это очень просто: предлагает такой человек другому некое дело - не особо честное. Тот соглашается, но по ходу дела нужно куда большее зло учинить, чем было оговорено. А далее два пути:

Либо - человек согласен. Тогда в следующий раз ещё злее будет - и так до тех пор, пока не взбунтуется совесть так, что человек готов в петлю лезть. Вот тогда-то шепчет ему из иного мира истукан: "продай сердце!". И человек продаёт, чтоб, значит, не болело.

Либо - отказывается человек от злодейства, и тогда сердцепродавец его с собою в истуканский мир волочёт, так как прежде они всегда зарок на крови заключают, и клянутся в деле идти до конца.
А в истуканском мире человек во скалу заточается, к тому самому истукану в объятия, что сердце купил. И там он от муки смертной рано или поздно сердце продаёт. Вот где сейчас братик твой.
А кабы застрелил он панскую вдовицу - ходил бы по земле: пока да недолго. И - всё равно туда же. Даже если сердце продал - иного пути нет: тех, кто без сердца, ни небо ни пекло не принимает и одна им дорога - во скалы мира истуканского.

Но коли он попал туда заживо - есть надежда его вызволить, хоть и слабая. Препятствия два: он хоть и с сердцем - да без жизни: есть в мире истуканском свет особенный, жизнь он сожигает.
А препятствие второе - без воли хозяев этого злого места попасть туда ну очень затруднительно. Потому - буду я совет держать со всеми подданными моими - может, что и удумаем.

- А истуканы, что сердце купили, они - где? - шепчет сестрёнка.
- На земле, - отвечает Змея-царевна. - Выбирают человека лихого, злого да богатого и... прорастают в него, как гниль сквозь дерево. Был человек - стал истукан, и не отличишь. Разве что одно отличие у них никуда не девается: истукан, даже с купленным сердцем, не знает радости - лишь злорадство, и не смеётся никогда.
Ну да сейчас не о том речь: сейчас истуканы тихие, замышляют что-то, готовятся. От тех самых времён, как их мир откололся - самая большая их мечта - наш мир присвоить, своим сделать, или, хотя бы, часть. Не раз они пытались то и, чует моё сердце - вновь попытаются скоро.
А сейчас - попробую-ка я твоего братика углядеть.

И пришли они к чёрному озеру посреди каменного леса.
- Вот оно, зеркало самое верное, - говорит Змея-царевна. - С него всё видать, а тебя - нет. Только так и можно подсмотреть мир истуканский, а иначе скорей они тебя узрят, нежели ты - их. Гляди, зови братика!
Принялась сестрёнка звать. Прояснилось озеро - и увидела сестрёнка такое, что лучше помереть, чем там оказаться.
Открылось пред нею небо из камня: чёрно-серого, ноздреватого. А под ним - лёд и пыль, пыль да лёд: горы ледяные, реки пыльные, а меж ними - стоят вроде статуи. Прямо так стоят, навытяжку, и впрямь - истуканы. А у одного из них - топорщится что-то. Вгляделась сестрёнка - а то братик её: обнял его истукан ручищами каменными и до половины в скалу, из коей сам, вдавил.
- Братик!!! - закричала сестрёнка, - да не изменилось ничего: всё так же неподвижны глаза парня, а на лице - мука смертная.
Зато иное произошло: стало в мире истуканском будто солнышко всходить. Свет из-за окоёма полился, жёлтый какой-то, как гной, и от него такая тоска, словно смерть близка. И не освещает, почитай, ничего.
А вскорости и источник света выплыл: здоровенная свеча поминальная, с три горы высотою. И от света её обозначилась одна из гор острых. Гора - не гора, а неведомо что. Присмотрелась сестрёнка - а то человек на троне. Каменный!

- Всё, довольно, - лёгонько взбаламутила воду Змея-царевна. - Смотреть на те огни даже отсюда долго не след.
- А кто этот дядька на троне? - спрашивает сестрёнка.
- То мой брат родной, - тихо ответила Змея-царевна.
- Он... тоже сердце продал иль обману поддался?
- Нет. Он, отчасти, то место и сделал.
- Но - зачем?
- Людям помочь хотел. Поболее моего. И - помогал, как только мог.
- Тогда что ж с ним стряслось?
- Допомогался. Ему было - абы одарить, а можно ли удержать подарок да понять, чего делать с ним - без разницы.
- А это - как?
- А так: вот скажи: если бы рыба сама в горшок прыгала - ловил бы её кто?
- Нет, конечно.
- А если б можно было зачаровать рыбу так?
- Тогда... так это рыбалка и есть - только не сетями, а колдовством!
- Вот в том и дело! Не важно: как и чем человек пашет поле иль железо плавит. Важно, что бы искусство это проистекало от него самого и что бы понимал он: как и что делает. Но брат мой мыслил иначе: делай, как я, а что разумом не дошёл - не страшно. И - побольше, побольше, не важно - для чего и зачем, главное - всё как есть перелопатить показного могущества ради.
Как научил он этаким макаром тот народ - они и решили, что лучше прочих.
- Тиранствовать стали?
- Кабы так! Научать! Мол, одни мы знаем, как надо. И - тут же передрались, так как всяк всё равно делает по-своему, а им - единственную правильность подавай.
Тогда-то мой брат и возглавил их, аки царь-император: - как я сказал - так и будет! И принялись они все окрестные силы да народы под себя перековывать. Иного он уже не мог - народ его лишь это и жаждал, лишь этого ради за ним и шёл...
- А что дальше-то было?
- А ты как мыслишь, а? Все люди да силы: добрые да злые, позабыв обиды прежние, разом на него ополчились. И результат ты видела: стёрли они тот кусок земли из-под красна-солнышка. А он так их царём и остался.
Глядит сестрёнка - а по щеке Змеи-царевны слеза бежит: яркая, что столичный камень-бриллиант.
- Ладно, то - дело прошлое. Пошли!

Долго ль, коротко шли они - того не ведаю. Ведаю, что далеко - да быстро. Под землёю шли, сквозь воды да по облакам, и дивилась сестрёнка, зря дивные красоты мира большого.
Над сёлами шли, над городами, над заводами да фабриками, над лесами, морями да реками быстрыми. И пришли в самые Кремьяные горы, а где они находятся, я, опять же, не ведаю.
Собралась там сила сил: и лешие, и водяные, и мавки, и русалки: речные да полевые, и домовые с банниками, и кикиморы болотные, да сам Великий Зверь, да Водья, да ещё множество иных, сестрёнке неизвестных. Кто с челобитной пришёл: там-то и там-то ещё озеро иль уже болото? Кто - с прошением. Кто - ещё с чем. Сестрёнке аж жаль Змею-царевну стало: это ж какой надо быть двужильной, что б этакую тягомотину разгребать?

Последним просителем чёрт рогатый был - все аж взвились от возмущения.
- Тебе чего?
- С прошением-с, ваша светлость.
- С каким?
- Живёт у нас колбасный фабрикант - Петро Свинота, так он недавно в колбасы свои тухлятины стал добавлять, а чтоб не смердело - хвармалином залил. Я его стылить-изгалятся - да где там! Он и стыд и совесть и острах давно в колбасу закатал да продал! То, что сам в пекло загремит - ерунда, а сколько народу потравит? Останови злодея!
- Чего сам не можешь, раз правильный такой?
- Зарок дал - не вредить сверх мелкого изгаления.
- А чего к нам пришёл?
- А куда ещё? На небо мне покаместь пути нет.
Тут сестрёнку и осенило, да как закричит:
- Да это ж наш чёрт, приречинский, он старосту стыдил, того, что с волчьей свадьбы! Писаря - хабарника в гною искупал! А уж скольких пьяниц от шинку поотпугивал - немеряно!

- Это ещё что за пигалица? - стали наперебой вопрошать силы неведомые.
- Из приреченских я, - гордо выпрямилась сестрёнка. - Знаю, что баю!
- А сюда как попала?
- Я привела, - молвит Змея-царевна. - У неё тоже прошение есть.
Значит, так: ану, поветрули быстрые, доставить сюда гремлина заморского, пусть над машиною колбасника поколдует он, да так, что б колбаса хвармалином засмердела, а что дале станет - то уж людской суд!
А теперь, сестрёнка - говори прошение!

Пояснила сестрёнка: что стряслось да чего просит - а силы неведомы как зашумят!
- Да разумеешь ли ты, куда сходить просишь?
- Разумею. И - сама пойду, только объясните: как попасть туда да что делать.
- Попасть тяжко, а выйти - невозможно! - отвечал ей старый леший. - И связываться с истуканами я не стану - и никому не советую, потому как даже Керемета, что приходит отсель, мы так и не одолели.
- Правильно, правильно! - закричала куча неведомого народу.
- А вот и неправильно! - топнула ногой Змея-царевна. - Пока вы по лесам да озёрам сидите - истуканы окоянные всю землю под себя подгребут!
- Кишка им тонка! - крикнула кривая кикимора.
- Не тонка. Они людей к себе тянут да готовят чего-то.
- И чего? Аль в зеркале не видать?
- Мысли их и в зеркале не видны, а вот дела... много, ой много там нового народу появилось! А много - на землю ушло: стало быть - близок час новой беды.
- А при чём тут девица сия?
- Да при том, что любой ущерб истуканам есть ослабление мира их бессердечного. Что однажды сделано - то и сто раз можно.
- Она тоже брата ищет? - спросил хитрый банник. - Змея-царевна лишь глянула на него - и он вмиг клубом пара улетел.
- Зря ты с людьми вожаешься! - скрипнула кикимора. - Вот попомни моё слово - разворотят они и моё болото, и твои горы!
- Так и будет, если мы истуканов, что средь людей зло творят, не остановим, - ответила на то Змея-царевна.
- Так что делать будем? - спросил леший.
- Известно что - нить волшебную, - вздохнул водяной, теребя бороду.

Как выяснилось вскорости, нить та действительно нитка и есть. Верёвка. Только - не простая: каждый в неё что-то - да добавил: кто волос с головы, кто - с бороду, кто - травинку, кто - шерстинку, кто - пёрышко. Нет прочней верёвки той!
Сестрёнка тоже своё вложила - без этого нельзя: нить - она лишь задуманного человека от оцепенения спасти может, и лишь один раз.
А закинуть её было решено в зеркально-озеро, да побыстрее, потому как она лишь того вытащить могёт, кто сам того хочет и за неё уцепится, а не того, кто мечтает лишь сердца лишится, дабы муки не чуять.
Закинули. Сестрёнка видит, как елозит верёвка братика по щеке. Он очи открыл - и хвать за вервие!

Всем миром его тянули - и истукан его не удержал, сверх того - назад отступился. Да вот незадача: полезли из земли обрубки какие-то и тоже - хвать за верёвку! Сестрёнка глядит - а то не обрубки, а люди, наверно - те, кто давно сердца продали да померли, и их ни рай, ни пекло не принимает.
- Ничего, тянем, они лёгкие - шепчет Змея-царевна. Но парень иначе рассудил. Как увидал он, кто за ним увязался - ну орать да ногами пихаться: это моё, лишь моё! И - оборвалась верёвка.

- Не вышло... - вздохнул, уходя, старый леший.
- Сам себя погубил, - добавил водяной.
- Эх, а ведь знал, сердце чуяло, что нить прочна, да жадность одолела, - сказала Водья.
- Теперь - точно всё, - проскрипела кикимора.
- Сочувствую, - покачал головой Великий Зверь.
- Так что, всё? - спросила сестрёнка Змею-царевну.
- Зачем - всё. Погости ещё у меня. А за родных - не беспокойся: я им и весточку отослала, и деньжат в виде старого тайника в подполе - подкинула.
- Но - для чего мне все красоты твои, ежели братика нет?
- А ни для чего - утро вечера мудренее.

А по утру Змея-царевна говорит: есть ещё один способ, только он - тяжелее тяжкого. Самой тебе за братиком сходить.
- Да, но все бают, мол, невозможно.
- Самой - нет, а на чужом хвосте - да.
- А на чьём?
- Да уж не на моём! Кабы могла попасть туда - вместе с троном брата бы вытащила, и не отбился бы! Увы, нашим туда дороги нету: подойти можем, зайти - ни-ни.
А у людей - наоборот: не всюду ногами дойдёшь, а вот зайти - на то преграды нет.
В общем, так: есть у меня муж, и ты его знаешь. Это - Змей-не-знающий-жалю.
- Как? Он?!
- Да, именно он. И всё, что бают про него - правда. Воистину он суров немеряно, людей не любит и лишь детей к себе собирает: тех, кого родители недоглядели или вовсе до смерти довели. От того мы и в ссоре, как раз после того, как брат мой истуканом сделался.
Однако ходит он повсюду, и возле истуканского мира - тоже. И если за хвост ему уцепится - доставит в лучшем виде.

Но тут есть трудность немалая - свита его. Пока он тебя везть будет, ты такого наслушаешься, что бел-свет станет не мил, и можешь ты запросто в той свите остаться, род людской возненавидя.
Далее: как доедешь - сходи: препона для человека одолима.
- А что это - препона?
- Граница.
- А как я её отличу?
- Очень просто. Ты на камне спала - как он тебе?
- Вечером - тёпленький.
- А мои камни?
- Как живые!
- Это потому, что они все - живые, а там, за препоной - камень мёртвый. Отличишь тотчас.
- А что дальше делать?
- Братика искать. Попадёшь ты туда ночью, когда истуканы спят. Ну, вернее, не спят они, а грезят: шепчут в наш мир всякое зло, да то не важно: не заметят они тебя. Иди тихо, куда сердце прикажет. Как придёшь - вынь брата из объятий каменных, да осторожно, что б не проснулся истукан.
- А если проснётся?
- Потом! А сперва - следует вдохнуть в брата жизнь.
- Где ж я её возьму - одна она у меня.
- А вот и нет! Другая твоя жизнь - в вышивках чудесных.
- Эх, жаль - дома они...
- Кому - дома, а кому - здесь, - улыбается Змея-царевна, руку за спину тянет и вышивки достаёт. - Развернёшь пред ним - и жди.
- А чего?
- Увидишь! Далее: бойся каменных грибов - это сам Керемет-Смертоносец, хвори-гнили повелитель. Заденешь такой - он враз тебя увидит да грибами оплетёт. А вот шуму он не слышит, потому, что сам - в этом мире: много сердец захватил, вот и разгуливает, но корни его - там.
Теперь о плохом: если истукан проснётся - тогда придётся его одолеть. Там для живого человека это и просто - и сложно. Просто - потому, что более всего они не терпят крови живой. Одной брызги с пальца твоего хватит, что б истукана известь. А сложно от того, что на грохот тот все истуканы проснуться и остаётся лишь одно - бежать.
И последнее - бойся брата моего! Ежель он тебя узрит - тогда конец. Помнишь свечу в небесах? Он её движением правит, а если ты увидишь свет её - смерть то, погибель безвозвратная!
Но если удасться всё - назад для двоих живых дорога короче. Я буду ждать вас - но нужно ещё трое людей, что к тебе сердцем прикипели. Есть такие?
- Мама, отец и... ой, ещё камнерез-мастер! Позвать бы!
- Нет, лишнее это - четверых на хвосте змеёвом катать. Что бы тебя звать - им и сна о тебе достаточно, я позобочусь. Сама бы с тобою на хвосте пошла - да заметят меня...
- Спасибо, тётенька-змея.
- Ну да, уже и тётенька... Ладно, племяшка, ЗмЕя мы к вечеру ловить будем, а пока - показать-то тебе что?

И пошли они в самые земные глубины, там где пламень рдеет и камни из огня рождаются. Видела сестрёнка дива дивные: реки золотые, цветы алмазные, дерева из всяко-разного минералу, а ещё ниже - вроде, солнце: бурлит, что юшка в горшочке и всю эту машинерию подземную движет.
А на обратном пути повстречался им чудной человек: дюжий да заросший - и всё кует чегой-то.
- Тётенька-змея, а это - кто?
- Ой, не спрашивай! Мастер один. В ученики ко мне напросился, десять лет безвылазно под землёй проторчал, а после выяснилось: родители его за глаза похоронили, жена снова замуж вышла - пришлось обратно принять.
- Как вернусь с братиком - заберу его на землю, будет он нам дядькой.
- Да уж сделай милость, все глаза он мне промозолил! Только имей в виду: упрямый он - страсть!
- Ладно, я тоже упрямая.
- Уж не сомневаюсь...

Дело меж тем подошло к вечеру. Отвела сестрёнку Змея-царевна в дальню-залу, кристаллами изукрашенную, и стали они ждать. Как вдруг из стены в стену тело гибкое пошло, да быстро так: сестрёнка головы и не углядела.
- За хвост хватайся! - крикнула ей Змея-царевна.
- Не поминайте лихом! - ответила сестрёнка.
И помчалась она сквозь землю да камень, держась за хвост змеиный. И вскорости заметила, что не одна: едет на хвосте задом наперёд чёрт рогатый.
- Здоровеньки булы! - поздоровался он.
- И тебе - здравствуй. Как ты здесь очутился?
- Тебя искал. И - нашёл.
- А зачем?
- Ты мне помогла, а долг платежом красен.
- И чем ты мне помочь можешь?
- Тем, чего на свете нет! - значительно поднял палец чёрт.
- А что это?
- Логично предположить, что это то, что есть во тьме. А что есть во тьме?
- Пекло.
- Верно! Местопребывание грешников. А теперь - слухай: щас нас догонют те, кто от безразличия да злодейств крепко пострадал - и ну жалобится на весь род людской, а от того и в отчаяние впасть можно.
А вот если я объясню: что к чему да почему - легче тот рассказ не станет, но понятно будет - злодеи средь людей не все.
- Спасибо тебе, чёрт рогатый!
- Ой, не за что! Думаешь, я такой добрый? Да я просто обратно на небо хочу!

Оборотился чёрт петушиным пёрышком - и залетел сестрёнке за пазуху. А меж тем и свита Змеева подтянуласьи все сплошь призраки, и ну причитать:
- Ой, новенькая, ну мы щас тебе всю правду расскажем! Вот меня мать смертным боем била - я и утопилась.
- Брешет! - шепнул чёрт. - Один лишь раз исколотила, но от того, что та, бавясь, сарай сожгла.
- Так ведь всё равно бить малых - плохо.
- Знамо - плохо, только топиться-то зачем?
- А меня мать недоглядела и я в копанку упал.
- Увы, правда. Занята была с другом сердешным - потом весь век себя за то изводила.
- А надо мной отец родной надругался - и удавилась я. Потому, что не защитил меня никто.
- Тоже правда, да не вся. Пытались защитить, да он, деньги имеючи, от судьи откупился.
- А я на пожаре сгорел, а родители не спасли...
- Что ж ты под столом костёр разжёг? - фыркнул чёрт.
- А меня... - и так далее, далее, далее, - и чудится сестрёнке, что не на хвосте змеином она сквозь землю летит - а сквозь сплошной кошмар ночной.

- Скоро прибудем, - вывел её из забытья чёрт. - Тут я тебя покину - чертям истуканы опасны, а ты - по сторонам гляди да спрыгнуть не забудь! - и пёрышко улетело назад.
Глядит сестрёнка: по одну сторону камень - обычный гранит, а по другую - что-то ноздреватое да серое, словно дерево, в земле лежалое.
- Как же я в камень спрыгну? - подумала сестрёнка - но ручки разжала. И враз очутилась в месте безвидном с небом каменным. И тотчас так тоскливо ей стало, что хоть ложись - да помирай. Но встряхнулась она - и зашагала по пыли да шлаку наобум - куда сердце влекло.

Идёт - а под ногами черепа, кости, обрубки человеческие, а иные - шевелятся. Но идёт сестрёнка, через них перешагивает, да себе твердит:
- Это не страшно, про это Царевна-змея ничего не сказавала!
Идёт дале - стали истуканы попадаться: из себя страховидны, каменны очи закрыты - а вдруг откроются?
- Это тоже не страшно, грезят они, и до меня им дела нет! А вот под ноги смотреть надо - как бы на гриб не наступить.
Далее идёт - вот уже и братикм видно: распростёрся он в объятиях истукана страшного, чёрного да ноздреватого. Подошла сестрёнка - да вот незадача: вкруг них каменны грибы поросли - ногу поставить негде. Что же делать?

Думала-думала - и придумала: если истуканы ходят, а это наверняка так - они те грибы сбивать должны. А значит - Керемета тревожит лишь плоть живая. Эх, где б это камешек взять - ужо бы я ейти грибы посбивала!
И - чует, как колется у неё за пазухой что-то. Она туда - а там клин стальной, один из тех, что в колодце потеряны. Вынула его сестрёнка, перекрестилась - и шарах по грибам! Те - в друзки, а она - стоит и ждёт ни жива, ни мертва.
- Так, сработало! - приободрилась она. - Щас ещё шарахну - надо только, что бы осколки по истукану не попали.
Бьёт ещё. Потом - осторожно ломает. Вот уже и братиковой руки коснулась, вот и рядом стоит - а дале-то что?

Вынула из-за пазухи вышивки свои, на которых - красно-солнышко, птицы невиданные, звери чудные да цветы волшебные.
- Открой глазки, братику, погляди на мира красоту!
Тот открыл, изумился несказанно, сестрёнку обнял да из объятий истукановых выбираться стал.
Да только некрепко уж спал истукан - вырвала его из грёз война со грибами. Открыл он очи каменны, на людей глянул - да как заголосит. И - подниматься стал, высок, что дерево.

- Бежим! - закричал братик.
- Ну уж нет! - сперва ухожу я этого ирода окаянного!
Выхватила сестрёнка клин, полоснула по руке - да приложила к каменной ноге. Заорал истукан пуще прежнего, напополам треснул - и рассыпался.
- А вот теперь - бежим!
Бегут - а истуканы за ними. Грохочут ножищи каменные, по три сажени отмахивают, догоняют. Видит сестрёнка - дело плохо: ой, не хватит на всех крови её. Распахнула рубашонку, хотела грудь полоснуть клином - да мешает что-то. Она глядь - а то вышивки!
Бросила одну - птицы невиданные с неё летят, мёртвый камень клювами раздирают. Бросила вторую - звери чудные когтями рвут истуканов. Третью бросила - встали дерева цветущие: не пройти оглоедам громадным.
А тут уж вдали вроде окошко обозначилось, а в нём - мама, папа, да камнерез-мастер.

Да не только свет от окошка того виднеется. Иной свет пыль да шлак залил: гнойный да недобрый. Обернулась сестрёнка - пол-неба в смертной заре, а на фоне её здоровенный истуканище стоит, очи открыты, а в очах... лучше того никому не знать. И - рукою машет, свечу свою зовёт, вот-вот взойдёт она.
- Не смотри, братка, глаза закрой - и бежим!
Так и сделали.
Да вот только вслепую об все грибы, что по дороге растут, спотыкаться стали. И чует сестрёнка - прут они из земли да за ноги цепляются.
Однако миг спустя знакомый звук услыхала она: то клин железный грибы бил - братка разил их вслепую, ловок он был, хоть и косая сажень.

Да только смертный свет - всё сильнее, сквозь веки пробивается, как глаза не жмурь да руки не держи. Да ещё и голос раздался сверху: тяжёлый, как крышка погреба:
- Не будет по-сестрициному, я прав всегда!
- Чёрта с два ты прав, уродище! - выругался парень и добавил много непечатного, чего, как известно, порождения смерти весьма боятся, ибо упоминание детородных органов для них нестерпимо.
А потом поняла сестрёнка, что летит, и хватают его руки тёплые, человеческие. Обернулась: а она за препоною уже, истуканский мир словно туманом подёрнут, а держат её за руки папа, мама да камнерез-мастер.

А братик на препоне лежит: головою там, а ногами - тута. Увидала то сестрёнка - да как схватит его за ноги, и хоть было в нём едва ль не десять пудов - и враз втащила.
Да только вслед за ним сквозь препону грибы каменные попёрли. Камнерез-мастер клин стальной из рук братика выхватил - и ну грибы шматовать.
- Эх, - кричит, - кабы добрый молот!
Глядь - а в руке его молоток образовался - тут полегче работа пошла. А ещё - груда каменьев цветных откуда-то взялась, и сестрёнка швырять в истукана здоровенного, что лес перешагнул, да к препоне подступил, принялась.
- Получай, злодей! - кричит. А, глядя, что истукан от камешков тех уворачивается, и мать с отцом к делу подтянулись.
- Что, живой камень мёртвого побивает? Это тебе за сестру твою да за всех людей загубленных!
Ещё и камнерез-мастер добавляет:
- Ты сюда иди, идолище! Я тебя молотом опробую, посмотрим, годишься ли ты на опору мостовую!
Ещё и чёрт откуда-то сверзился - прямо в гущу грибную, да как заорёт:
- А, старый знакомый, Керемет-Смертоносец! Что, охочь до плоти живой? Попробуй мою!
Оборотился чёрт красной девицей, обсели его грибы - да тут же поржавели и осыпались.
- Что, отравное величество, не вышло? И не выйдет! Потому как нет на свете никого, ядовитей чёрта рогатого!

А потом и Змея-царевна явилась. Посмотрела на здоровенного истукана печально, рукой взмахнула - и закрылась препона.
Тут сестрёнка к братику со слезами на грудь кинулась, так как мёртвым его признала, а он и говорит: чего ты?
Тут Змея-царевна и поясняет: коли он на препоне лежал - то ни жив ни мёртв, а на таких смертный свет не действует. Но он не знал о том - а тебя вытолкнул, глаза для того на миг открыв. А иначе - погибли бы вы оба.
Ну да это уже позади. Кто спит - просыпайтесь, а кто нет - милости просим ко мне, баньку принять - после боя самое время. И ещё: уж извините, но теперь я вас не раньше, чем через пол-года отпущу, а то и по весне, потому что кто тот свет видел даже мельком - в три месяца умереть должен, а вот у меня такого мы не допустим. Только, чур - не прельщаться царством моим! Того кузнеца помнишь?
И остались сестрёнка да братик у Змеи-царевны до весны в гостях.

А на земле меж тем сыр-бор и был - и продолжился. Как исчезла сестрёнка - искали её всем селом и - лишь черевички у колодца нашли. Ну, думают - утопилась! Слазили в колодец - нет никого! Чудно...
А на третий день камнерез-мастер камешек приволок. А на нём - натурально послание: "За меня не беспокойтесь, скоро буду", и - змейка внизу.
- Значит, к Змее-царевне пожаловала, - сказал мастер. - Скоро объявится.
Ещё через день в доме у родителей сестрёнки половица треснула, а под ней - тайник с деньгами: не так, что бы огромный, но - изрядный, хоть из Петербурга лекаря вызывай. Да только уж не надо того: явилась в село знахарка перехожая - и вмиг отца на ноги поставила.
Потом сразу троим сон приснился, и в точности одинаковый - будто они брата с сестрою из некого страшного места зовут.
Потом из Замостья вести прибыли: местного старосту ограбить пытались. Двое: одного взяли, а второй помер прямо на месте преступления: за сердце схватился - всё.
Кого взяли - оказался возчик с Бродов, известный пройдысвит, а вот в том, кто помер, опознали знаменитого душегуба из самой Сибири, а ещё - одного из двоих, кто панскую вдову грабил. А было то как раз в тот день, когда сон снился.
После того случая полиция дала ход "делу панской вдовы", так как прежде дело то считали зряшным, мол, старуха сама золото рассыпала. И брата объявили в розыск.

А он меж тем с сестрою своей дивам змеиного царства дивился. Оно и понятно: прежде он лишь гранит и видал, а тут - столько камешков цветных! Ходит он, удивляется, да у Змеи-царевны спрошает: а чего этот - синий, а чего тот - красный?
Она: - в этот попал один расплав, в тот - другой.
- А какие? Поглядеть на них можно?
- Тебе в жидком виде, аль в твёрдом?
- В твёрдом, конечно - как я жар удержу?
Дала она ему всяко-разные минералы с окраской, а он:
- А можно такое - да на горшок наварить? Или - на плитку печную?
- Пробуй! Уж огня-то у меня много.
Он и пробовать стал.
А сестрица меж тем вышивала - всё, что видела в царстве волшебном. А ещё - с кузнецом беседы завела - о возвращении. Он сперва отнекивался, да как увидел вышивки её - землю вспомнил и согласился.

Меж тем пришла весна - и Змея-царевна их провожать стала да одарила сверх всякого мечтания, а ещё - кучу минералов цветных отвесила.
В село вернулись они - да только первым делом повязала парня полиция и - к панне, на опознание. А она: - не тот!
Урядник - ей: ой ли? Гляньте - косая сажень в плечах!
А она: мало ли дюжих молодцов, разве это примета? Не тот - и точка!
Пришлось парня отпустить. А он, как домой воротился - глины накопал да за печь гончарную засел и ну обжигать! И получались у него плитки цвету ну просто сказочного!
Однако плитками сыт не будешь, а рисовать-то парень и не умеет. Но тут сестра помогла - и вышли у них на глечиках, тарелях да изразцах печных птицы невиданные, звери чудные, цветы волшебные да узоры хитрые - всем на удивление! И разлетались те цветы на рынке в единый миг.

Тут брат с сестрою, что от Змеи-царевны принесли - всё в дело вложили. Сппрва мастерскую строить хотели, но тут вдруг панна-вдовица пришла и кажет:
- Вот вам ещё в дело ваше! Золото пана Навиженого. Знаю, кровь на нём - но доброму делу то не помеха. А наследнички - тьфу на них, только и ждут, что я помру, а как заехать - дудки! В общем - берите.
- Так я ж вас чуть не убил! - удивился парень.
- Чуть - не считается! Да и не хотел ты - и не захотел, даже когда ирод тот тебя в пекло волок. Я видела - знаю.
Потому построили брат с сестрою не мастерскую, а завод, и не в Приречье, а в городе, что многим не понравилось. Да знающие люди понимали: нельзя иначе. Ну нет в Приречье такой прорвы рабочих, да и в городе - поди-сыщи!
Но долго ль, коротко - а завод был построен и явились в мир в преогромном количестве на всяко-разной гончарной продукции птицы невиданные, звери чудные, цветы волшебные да всё то, что брат с сестрою в царстве Змеи-царевны насмотрелись. Потом женился парень - на справной девке, инженерской дочери, а сестра замуж вышла - за сына камнереза-мастера. Его, кстати, они тоже в город перетащили, и принялся он хитры-облицовки делать: из самого что ни на есть простецкого камня, а красота! Говорят,он тоже у Змеи-царевны побывал, с сыном вместе.

Остался в селе лишь кузнец, тот самый, что из-под земли вышел. Сперва народ шарахался от него, но вскорости явил он мастерство такое, что все ахнули. Особливо после того, как он машину на лесопилке починил - да без литья.
Ему: - где научился?
А он: - там, куда без крайней нужды ходить не след!
И ещё был один забавный случай: пока брат с сестрою в отлучке были, стал захаживать к их отцу-матери писарь из управы. Чегой-то про векселя да ценные бумаги им пел, мол, вы тут сиднем на монете сидите, а деньги - они деньги делают. Мухлевал, конечно, да не в том штука. А штука в том, что, кода брат с сестрою вернулись, он в голову себе вбил: мол, они в колодце золото нашли. Снарядился преизрядно - и полез в тот самый колодец.
Неделю его не было, как сквозь землю ушёл. А потом - припёрся из лесу со стороны Бродов, в тине весь да грязи, лесорубы его за лешего приняли, да тикать, а он - в село.
Начальство спрашивает: - по каким шинкам тебя черти носили?
А тот - молчок.
Лишь камнерез-мастер, когда писаря встретил пару дней спустя, спросил у него сочувственно:
- Ну что, поводила тебя Змея-царевна по рекам подземным да болотам гнилым? Вижу, поводила... Ну, да ты не серчай, по Сеньке и шапка, царство её обширно, всякое есть...
...Вот, пожалуй, и всё.


Отправлено из приложения Diary.ru для Android

@темы: anticitizen.diary.ru, Android-клиент, Эпоха-до-легенд, Творчество