БОЕВАЯ ТРЕВОГА!

Пару дней назад ваш покорный слуга едва не овдовел. Проснулся часов в шесть от чувства: "что-то не так!", обнял жену - а она потная и без сознания.
К чести "Скорой", она приехала с быстротою необычайной, хотя мне эти 15 минут показались эпохой.
Непосредственная причина беды выяснилась тотчас же (да и не была для меня откровением) - гипогликемия - резкое падение уровня сахара в крови. С инсулинозависимыми диабетиками такое бывает, правда, как правило - достаточно стакана очень сладкого чая, что бы все стало ок. В этот раз потребовалось внутривенное вливание глюкозы в количествах, способных вызвать у здорового человека гипергликемический шок...
Жена открыла глаза, "Скорая" помчалась на новый вызов, мы, поломав малёхо голову на предмет того, что могло вызвать "эль катастроф", на радостях решили "послать всё на" и посвятить день онлайн-кинотеатру. Я пошёл в магазин за едой... а когда вернулся - понял: беда только началась. В течении часа температура подскочила под 40, чудовищный озноб, рвота сгустками крови, спазмы икроножных мышц, слабость, граничащая с неподвижностью. К счастью, я уже видел подобное несколько дней назад и знал, что делать. Ударная доза нурофена плюс интенсивный согрев при помощи всех имевшихся одеял и импровизированных грелок (батл от минералки + горячая вода) постепенно сделал своё дело - лихорадка стала попускать.
Сейчас я понимаю: повезло нам просто невыразимо - у нашей общей подруги после такой "атаки не-разбери-поймёшь-чего" развился тяжёлый бронхит, у другой - воспаление лёгких. У нас же пока, вроде, без последствий.
Само собою, я полез в Сеть понять - что, собственно, происходит? Но ничего, кроме невнятных упоминаний очередного гриппа, не обнаружил. Такое впечатление, что на здоровье забили все, включая больных. А посему - придётся мне, в который раз, корячиться "один за всех".
Итак - особые приметы врага: внезапное начало с резкой слабостью (вплоть до неспособности позвать на помощь!), быстрый подъём температуры, оглушонность, тошнота и рвота (часто - сгустками крови), сильнейший озноб и невозможность согреться, болезненные спазмы мышц, светобоязнь. При БЫСТРО и правильно оказанной помощи болезнь проходит примерно за сутки без ощутимых последствий. В запущенной форме (т.е. - всего за пару дней) переходит в вирусную пневмонию и тогда - больница неизбежна.
Похоже, досталось и мне. Просто "зараза заразу не берёт", я отделался недомоганием со светобоязнью (давно уже, да кто ж знал) и красивого "Мануэлла, я умираю!" не получилось. Что ж до остального человечества: ГОСПОДА-ТОВАРИЩИ, Я ЛЮБЛЮ ВАС. БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ!

P.S. Это - "красная стрела", при виде которой каждый обязан хвататься за оружие. ПЕРЕПОСТ - ОБЯЗАТЕЛЕН. С высокой степенью вероятности вы спасёте чью-то жизнь!

@темы: Во хрень!

---

Давай - за вас, давай - за нас...

@темы: Лола Эстебан

---

Взгрустнулось....

@темы: Позитифф, Любовь к полярному лису

---

Мммда...

vk.com/photo-40281752_285386761

@темы: Позитифф, Альтер-эго, Любовь к полярному лису

---

Нереально круто!

...Периодически мною овладевает любопытство: где обретаются и как поживают "Альтер-эго моих Альтер-эго". Порой, блуждая по поисковикам, можно наткнуться на нечто интересное, порой - нет, но сегодня я нашёл ВОТ ЭТО: www.stihi.ru/avtor/korsus
Всем, для кого слова "Колесо времени" - не пустой звук - прочтение обязательно!
Всем прочим - также. Это - нереально! Подписываюсь под каждым словом! Кровью, душой, ВСЕМ!
Искренне ваш, E.M.T.

@темы: Альтер-эго, Колесо Времени, Ишамаэль, Дорога на Такан'дар, Восторг и величие!

---

Цитата, которой нет

Терпение и труд до добра не доведут!

(Приписывается Ланфир)

@темы: Творчество по мотивам, Колесо Времени, Цитата, которой нет

---

Цитата, которой нет

Порой выход возможен лишь через трещину в мироздании.
И да не дрогнет рука расколоть его, как орех!

(Элан Морин Тедронай, речь у врат Паарен Дизен)

@темы: Творчество по мотивам, Альтер-эго, Колесо Времени, Ишамаэль, Дорога на Такан'дар, Цитата, которой нет, КРЕДО

---

Держите, он меня достал!!!

Данный текст суть комментарий к посту miss-tramell "Сон разума порождает чудовищ" ( miss-tramell.livejournal.com/483495.html )

«Надо воспитывать новое поколение зрителей, умеющих понимать и ценить театральное, драматическое, музыкальное искусство. Если бы у нас это делалось должным образом, то, может быть, и трагедии, подобной сегодняшней московской, не было бы»
(Владимир Путин, к-счастью-не-наш президент)

Яду, о дайте мне яду, снова закончился яд...

Согласен с орлом вашим доном Пу на 200%! Стрельба, да из винтаря - это пошло и неэстетично. То ли дело - примеры, подчерпнутые из высокого искусства! Одних лишь сюжетов с отравлением не меньше тыщи наберётся. "Пейте, Констанция, это вино придаст вам силы!" - красиво-то как! Я уж о Шекспире молчу:
"Подкрался дядя твой со склянкой сока.
Злой белены и яд мне в ухо влил!"
- изобретательность, однако. Креативное мышление, не побоюсь сего затасканного термина.
Далее - кинжал аки стилет. Здесь открывается воистину необозримое поле для восхитительных реприз: кинжал под плащом с изящным переходом под ребро, стилет в корсете, метательный нож в спине, сражённый жалобно кричит, иногда умудряясь напоследок сказать нечто возвышенное, и красиво падает, расцвечивая брусчатку багряными узорами...
Но что может сравниться со шпагой в умелых руках! Мелодичный звон металла, перестук каблуков по мостовой, вскрик, хрип - и груда кружев, мгновенье назад бывшая человеком. Finita la comedia, господа-товарищи, но - какое парение духа!
Более утончённым натурам наверняка понравятся пытки, описаний коих в художественной литературе просто не счесть: от банального "испанского сапога" до изощрённых "живых шахмат" Педро Арбуэса. Кому мало даже этого - добро пожаловать в "комнату 101", гениально изображённую Джорждем Оруэллом. Но прежде, дабы не впасть в мыслепреступление - поинтересуйтесь - не запрещён ли сей роман снова?
Специально для любителей грандиозного: "гибели богов", Deus ex machina и иже с ними:
"Ярче тысячи солнц
В небе свет разорвётся, -
Будто Всевышний прорвётся,
Необъятным сиянием полн! "
Молитва - да какая! Из "Махабхараты", между прочим. Чем не образчик высокой духовности, столь милой сердцу богобоязненных пейзан? Не даром, ой не даром провестил сии строки Роберт Оппенгеймер, лицезря первый в истории ядерный взрыв.
И напоследок, о практической пользе дела. Изготовление яда невозможно без химических познаний, правильная заточка стилета, а тем более - шпаги - навыков работы с металлом, ремесло палача немыслимо без знания анатомии и физиологии, а уж сборка работоспособного ядерного заряда потребует и физики, и химии, и материаловедения, и немалой слесарной подготовки. Вот оно, истинное единение "физиков и лириков" - доселе скрытая от профанного ока часть гениального плана дона Пу, что в воистину отеческом рвении неустанно заботится о вас, сирых. А вы и не цените: от недостатка художественного вкуса, несомненно...

@темы: Во хрень!, Анализ осознанного значения, Добро пожаловать в реальность!, Творчество

---

Цитата, которой нет

Не важно - верите ли вы в Создателя,
Не важно - верите ли вы Создателю,
Не важно - любите ли вы Создателя,
Важно - верит ли Создатель в вас!

( Льюс Тэрин Тэламон, речь у врат Паарен Дизен)

@темы: Творчество по мотивам, Колесо Времени, Цитата, которой нет

---

Письмо скорби

За окном - без сорока минут полночь. Где-то ездят запоздалые машины, я слышу людские шаги и даже голоса. Там идёт жизнь, которую я не люблю.
Я устал. Устал навсегда, необратимо и неисцелимо, лишь прошлое: то, что пишу, есть надежда и отрада. Настоящее хочется скомкать и порвать, как старую бумагу, а будущее... я не знаю такого слова.
Скорей бы уже дописать то, что должно, даже если у Повелителя есть куча неведомых мне видов - но потом - всё. Перестать быть, окунуться в вечное "теперь", и никогда больше не вступать в реку Времени...

@темы: Боль

---

Город, которого нет

Добрый вечер, Лола Эстебан снова с вами, и сегодня я поведаю вам самое дорогое воспоминание своей жизни. Как вы, быть может, догадались, это - любовь. Но - не к мужчине и не к женщине, а к Городу. Городу сердца моего, городу, которого нет. Уже - нет, он стал иным. Иным - и страшным. Но я помню его, помню таким, каким он был в года юности моей - и каким он стал в счастливейшие из лет: 90-м и 91-м. На человеческом языке это зовётся ностальгией. Вам знакомо это чувство? Тогда - вперёд, за мной, я покажу вам мир, о самой возможности коего вы и не подозревали!
...Чёрным оком в звёздном небе зияет нагая сингулярность, Кольцо Всевластия размером с планету, провал в мироздании, дорога в ничто. Но мне нечего терять и я устремляюсь туда, за пределы самого бытия, где законы физики теряют смысл, ВРЕМЯ-НАЗАД!

Ты далеко в эту звездную ночь,
Нам телефоны не могут помочь,
Нас телеграммы уже не спасут,
Только останется времени суд.

Шел я по улицам и городам,
Но не нашел, не нашел тебя там.
Кто мне поможет, ведь нет уже сил.
В Римскую полночь я дверь отворил,
Дверь отворил.

Я никогда не увижусь с тобой.
Грешная радость смешалась с бедой.
Шел я по клятвам и нашим слезам,
Но не нашел, не нашел тебя там.

Блудная совесть стучалась ко мне,
В горьком, туманном, назойливом сне.
Кто мне поможет, ведь нет уже сил.
В Римскую полночь я дверь отворил,
Дверь отворил.

Раннее утро в соборе.
Где-то вверху в витражах
Санта-Мария Маджори
В красно-зеленых слезах.з

Санта-Мария Маджори,
Счастья мне дай вместо горя.
Санта-Мария Маджори
Смотрит с печалью в глазах.
(Леонид Дербенёв)

Летний рассвет, начало августа 1991-го, воскресенье, накануне мы записали тучу кассет и я свободна, как вольный ветер. Розовый куст склоняется прямо к комнату, я просыпаюсь, скидываю платье и бегу умываться.
Чёрные колготы - сетки, чёрная кожаная "мини", чёрная блуза с жабо, чёрные стрелки у глаз, чёрные туфли на высоченных каблуках, алый газовый шарф, алый лак, алая помада, алый камень в перстне, широкий медный браслет, огненно-рыжие волосы, всклокоченные в художественном беспорядке, серьги с ржавыми камнями - это - я. Я направляюсь на рынок: когда туда идти, как не утром?
Людям свойственно ходить по дорогам, людям - но не Чуме. Пробежка по тропе между заборами к оврагу, потом - через кладбище - и вот я уже на Робеспьера, сократив расстояние втрое. На другой стороне белеет опрятный дом под красной черепичной крышей, в прошлом - купеческая усадьба, ныне - наша контора. Но "министерство правды" подождёт - мой путь лежит дальше.
Пройдя по тенистой улице Сен-Жюста и кривой, как бумеранг улице Марата, я оказываюсь на площади Взятия Бастилии. Сии названия есть причуды первого городского коммисара, установившего Советскую власть - раньше здесь были улицы каких-то Александров. Но новые названия звучат куда романтичнее, а "Париж" лучше, чем "Царское село".
Оставив по левую руку механический завод, я спускаюсь по Пролетарскому бульвару. Рынок уже живёт, многие точки не закрывались и на ночь. Я прохожу через "зверский ряд". Кого тут только нет: разномастные нутрии скалят из клеток жёлтые зубы, таращатся кролики, тявкают песцы, стучат когтями норки, здесь есть даже соболя - теперь уже в открытую: кооперация, волюшка! Чуть дальше - то, что из этих зверей делается: шапки, шубы, воротники. Но на дворе - лето, зачем мне шапка? И я иду дальше.
Толкучка. Так называется место, где продаются всяческие вещи, по большей части - иностранного производства: от французских духов - до японских магнитофонов. Здесь есть всё - были бы деньги.
Дальше - кооперативные ряды: джинсы всех фасонов и цветов, рубахи, блузы, плащи, юбки, пояса, серьги, колготы, шёлк, джинса, люрекс, кожа - всё, что душеньке угодно, причём,ввиду массовости производства цены начали падать. Здесь у меня много знакомых - и я здороваюсь со всеми.
Впереди - "избушка на курьих ножках" - наш кассетный павильон. Спрашиваю, как сегодня-с торгом. "Как для утра - зашибись!" - отвечает мне Галка - наш продавец. Хвалю её и иду дальше.
Цыганские цветы - здоровенный ларь с великим множеством комнатных растений, а рядом - расклад букетов. Чуть дальше - великое множество цветов Амстердама, но цыганские - лучше, правда - цены кусаются. Рядом - выставка кастрюль и перстней - цыгане любят держаться кучно. Покупаю понравившееся колечко (сталь с титановым напылением - "почти золото", но куда прочнее) - не себе, у меня их и так прорва - подарю кому-нибудь.
Слесарный ряд. Автозапчасти на любой вкус, втихаря сделанные на местных заводах: подешевле - с механического, подороже - с ракетного. Но с авто у меня не срослось.
И, наконец - собственно, базар. Дикое продуктовое изобилие - мечта советского человека. Колбасы домашние и не очень, сосиски свиные и говяжьи, копчёности (в том числе знаменитый "квадрат" - сверхтвёрдая колбаса прямоугольного сечения, в прошлом - "чернобыльская"), творог и сыры, мёд (по большей части - поддельный), икра (поддельная на сто процентов, кофе, чай, пряности. Скупаюсь. Травки - это хорошо, зелёный чай - ещё лучше, подумав немного, разоряюсь на йеменский кофе. Я же "Чума-не-считающий-денег" - с меня не убудет.
Иду обратно через птичник - гуси гогочут мне вслед. По дороге назад заглядываю в "Аргентину". По утреннему времени она девственно-пуста, лишь на втором этаже, в гостинице, слышно какое-то шевеление. Пропускаю кофе с ромом и иду дальше.
Отношу покупки домой. Бабушка хвалит, дед молча чистит ружьё (им вновь овладел охотничий зуд, на этот раз - мечтает пойти на вепря). Меня приглашают к столу, но, съев для вежливости сырник, я отказываюсь. В Столицу ехать влом, но жажда странствий не отпускает. Слушаю "для разгона" Цоя (дека - "Akai", усилок - "Pioneer", колонки "KEF" - моя гордость, хочу ещё "Nakamichi", - у Конрада видел, но пока не достал. Дед смотрит по видаку "Не покидай!" (Видак - мой подарок)
Выхожу на веранду. У дверей мнётся грузин. Меня он принимает за девку и просит хозяина "Ага, курсанты-чертежи!" - думаю я и зову деда.
Нана улица стрелой поднимается вверх, к водонапорной башне, "сердцу Женевы". Дверь закрыта, но сторож за пятёрик открывает её мне. Крутая лестница идёт вверх, мимо бака, к вентиляционному окошку. Стою подле него. Весь мир на ладони - незабываемое ощущение. Спускаюсь, и иду на Орлиную гору. Моя яма всё ещё цела. Сижу у края, вспоминая былые дни. Потом - спускаюсь в Амстердам.
Из Амстердама - в Питер, через прощать, где когда-то стоял памятник Петру Первому, украденный каким-то фрицем в конце войны. Выходу на Столичный?Проспект, сажусь в автобус и еду аж в Заречье - давно не был, захотелось вдруг.
Заречье - совсем другой мир, мало изменившийся со времён Тараса Шевченко. Опрятные хатки, пышные сады, можно встретить свинью прямо на улице. Прыгаю на каблуках по немощёной дороге. Кто-то из бабушек узнаёт меня и улыбается вслед.
Выхожу к реке, широченной вследствие запруды. Прохожу сквозь захаращенный Заречинский парк, больше похожий на амазонскую селву. Захожу в "Монте-Кристо", покупаю люля-кебоб, ем. Рядом - полупритопленый ресторан "Титаник". В отличие от знаменитого тёски он выдержал прорыв дамбы и мега-ледоход позапрошлой зимы - но ржавчина проела один-из понтонов и беднягу перекосило. Рядом суетятся сварщики. Чинят, наверно...
Перейдя через длиннющий мост, оказываюсь в Копенгагене - опрятном рабочем посёлке, красивом, как всё старинное. Поднявшись по Спартака, выхожу на Купеческую площадь. Впереди - Променад, но идти туда пока рано.
Пройдя мимо Чумных Башен, попадаю в родные края. Длинный подъём по Дзержинского - и вот она, родная Женева. Проголодался. Захожу в погребок "У ведьмы".Здесь - тесно, зато кухня - отменная: лучшая в Городе нутрия с картошкой, травами и черносливом - райское наслаждение. Предлагают хряпнуть пивка. Отказываюсь. Правильное пиво - только в "Трёх мушкетёрах".
Захожу к Задорожним. Надо же- все дома. Приглашаю в кино на "Враг мой" - улётная фантастика. Ванька, Тома и Малюта соглашаются.
После фильма - Голливуд - ночной (вернее - круглосуточный) клуб рядом с кинотеатром. Там (надо же!) - Конрад и Старый Швец. Последний выглядит здесь, как Сильвер в Эрмитаже, да кому какое дело.
Малюта дернул конъяку и заметно косеет. Ванька с Томой любезничают за блюдом креветок. Я тихо линяю - вечереет и меня ждёт Венеция.
Обойдя с тыла каскад, по которому в канал низвергается вода, я проникаю в известное немногим место - обширный грот под дорогой - пещеру Алладина", сажусь на камень и принимаюсь ждать.
Ожидание длится недолго. Через ту же дырку одна за другой проникают девчата. Они называют это место "Чумным склепом". Я не препятствую.
Зачем мы собрались? А вы как думаете? Конечно, развратничать! С некоторых пор я заметил, что оказываю на девчат странное действие: ряженого парня им хочется слегка помучить. Я очень даже за - бисексуал, всё же. На самом деле наши забавы выглядят вполне невинно, по-научному это называется петтинг - взаимные ласки. Однако, когда они беруться за меня всем скопом - я кончаю вмиг и неоднократно.
После разврата - в "Казанову" Так называется прелестный бар на входе в Венецианский парк. Милейшая башенка с балконами, будто специально созданная для влюблённых. Заказываем вина (на мои деньги, разумеется) и, слегка повеселев, с криками и песнями ломимся через парк к Променаду, распугивая по пути целующиеся парочки.
Променад. Главная улица Города. После того, как кооперация пополнила городскую казну, он преобразился необычайно: широкие тротуары, цветные фонари и море гуляющих, что в будни, что в праздник. Идём. Продолжаем орать. Нас никто не трогает - многоопытная городская милиция понимает, что мы - не хулиганы, а безобидно отрывающаяся молодёжь. Да и обязаны мне кое-чем многие из них - оператор "миниправа" - не хрен собачий. Наш путь лежит в Барселону.
Барселона - новое сердце Города: четырёхэтажный ресторан, выстроенный в стиле Гауди. Просто поразительно, что можно сделать, имея под рукой лишь кирпич, бетон и цветную плитку. Сон сюрреалиста! Каменный цветок! Храм неведомо какого божества! Ода Радости! Барселона!
На первом этаже - харчевня, на втором - бар, на третьем круглые сутки крутят европейское кино, на четвёртом - место уединения. Гордость Барселоны-- коктейли. Их-то мы и берём.
Кто-то из девчат вспоминает, что сегодня - рок-концерт, и мы валим во Дворец Культуры мимо площади Героев, синагоги, превращённой в школу и иезуитского костёла, ставшего дворцом пионеров.
Концерт удался на славу - половину групп я слышу впервые, зато мы оторвались по-полной. После - дискотека, но мы линяем с неё - слишком людно, повернуться негде. Наш путь лежит в "Техас" - прибежище всех городских неформалов.
Меня встречают радостным ором - не из-за любви к трансвеститам, а потому, что Чума-не-считающий-денег щедро кормит и поит всех. Выкладываюсь по-полной (завтра ещё взяток нанесут), кто что попросит, а себе с девчатами - печеные рёбра и виски. Начинается форменный Дикий Запад, захмелевшие девки клеятся к парням, парни - к девкам, а я сижу, взгромоздив каблуки на край стола и тихо радуюсь. Ну чего мне, в самом деле, ревновать: пусть цветёт любовь,с меня не убудет.
Из "Техаса" вываливаемся далеко за полночь, в лучших ковбойских традициях: держась друг за друга, дабы не упасть. Благородные неформалы вызываются проводить нашу шоблу до Венеции и, оря "Скованные одной цепью" мы танковой колонной пронзаем Гоголевку, Променад, каналы и лишь у каскада расстаёмся. Неформалы валят в "Бабу-Ягу" (детское кафе, ночью перерождающееся в злачное место) бузить дальше, девчата исчезают в тенях кривых венецианских улочек, а я стою у ограды храма Богоматери и машу им рукой. Увы, соваться ночью в Венецию мне несподручно - и вовсе не из-за местных парней. Они-то как раз с клановыми не связываются, а после того, как я однажды толкнул их кампашке речугу о том, почему ко мне девки липнут и чем им к себе оных привлечь - даже слегка зауважали. Но старшее венецианское поколение ненавидело меня лютой ненавистью, полагая средоточием всего порочного, что только может быть "в нынешней молодёжи". Провожая девчат до калиток, я рисковал навлечь "эль шкандальс на каждую, а это - неблагородно. В конце концов, Казанова я или где? А посему пришлось подпирать храмовый забор на манер химеры Собора Нотр-Дам.
Назад я шёл через Соборную гору мимо детской больницы и похоронного бюро - самый быстрый и романтичный путь. Стояла душная ночь, в воздухе разносился запах матиол, над головой шныряли летучие мыши - красота! Пробираюсь на нашу веранду - а там - казино, Лас-Вегас, да и только: мои дед с бабой, Ванька, Тома и Малюта в "Джокер" режутся. И, само собою, шестой человек им необходим, как воздух.
Закончили в шесть. Разошлись. Ложусь на веранде и сквозь дрёму слышу, как по железной кровле катится яблоко. Подъём - в восемь. Быстро смываю макияж, переодеваюсь в чёрную униформу (я уже писала, откуда взялась эта причуда) и - бегом по знакомой тропе сквозь кладбище до родимой конторы. Лаврентий уже там, свежий, как огурчик, спустя пол-часа подтягивается Аннушка, "Шарикова", само собою, нет и до вечера - не предвидится. Я сваливаю на Аннушку всю работу (талант у девки, пущай учится), препоручаю ей Лаврентия, а сам открываю раскладушку и погружаюсь в объятия Морфея. Какие бы дела нас сегодня не ждали - а Большой Брат хочет спать!
...Если бы вы только знали, как часто я вспоминаю те дни - дни радости и восторга. И, чего греха таить - я согласна едва ли не на всё, что бы вновь пережить это: там, а ещё лучше - воссоздать здесь. Заложить душу - пожалуйста! Призвать инопланетян любого сорта - с удовольствием, опрокинуть Землю - не вопрос, трахнуть Вселенную - только скажите, как! Потому, что в сравнении с теми днями нынешний мир кажется картонной декорацией, потёмкинской деревней, царством унылого серьёза и взаимного людоедства. Так стоит ли его жалеть, если впереди показался отблеск светлого домика живой мечты...
С вами была Лола Эстебан, искренне ваша теперь и навеки.

@темы: Лола Эстебан, Мы были!, Трансвестизм, Творчество

---

Маски - прочь!

Вечер добрый, вечер добрый, с вами - Лола Эстебан, отдохнувшая и свежая. Сегодня я расскажу некоторые странные факты из моей биографии, а так же то, как я вышла в мир, взломав скрепы тогда ещё живой системы. Читайте, надеюсь - кому пригодится.

Свобода - это возможность сказать, что дважды два - четыре!
Если дозволено это - то всё остальное отсюда следует.
(Джордж Оруэлл, "1984")

Как вы, надеюсь, помните, в Городе я травестировала по-чёрному и каждая собака знала меня в лицо. Но (слава двоемыслию!), малознакомые сограждане не делали из этого никаких неприятных выводов. В их глазах я был шут и оторва, а склонность дружить, ухаживать и волочиться за девчатами лишь укрепляла имидж двинутого на голову "Казановы на каблуках" вполне гетеросексуальной ориентации (что, между прочим, было святой правдой). Но, будучи верен народной мудрости "Не воруй, где работаешь, не гуляй, где живёшь", гомосексуальную активность я давно и прочно перенёс в Столицу (парочка исключений лишь подтверждает правило). Природная хитрость всегда помогала мне "выйти сухим из воды". Но всё имеет свои пределы...
Тот парень (сорока лет от роду, что на душевном развитии никак не сказалось) считал себя непризнанным интеллигентом. Строго говоря, с этого мига мне следовало "делать ноги", но Лола (тогда прозывавшаяся Жанной), порой сентиментальна. И - общалась с "интелем-истериком", пока он не нахамил и не получил чашку кофе в лицо. Думала - сбежит, как сбежал из бара - но скот оказался мстителен.
Он наверняка потратил уйму времени и ресурса, что бы с помощью моих обмолвок и своих догадок выйти на моё место работы. Легенду состряпал - пальчики оближешь: будто я главная транс-шлюха Столицы, перетрахала едва ль не пол-Союза и лишь он, "твёрдый стакановец", устоял против порочных чар, а теперь проявляет гражданскую активность... Первая, на кого он нарвался, была наш НачМед - и порцию русско-цыганских матов, убийственную для любого душевно-нормального существа, он отгрёб по-полной. Но гад был не из вменяемых - и дошёл до "биг-босса", всё ещё помешанного на коммунизме.
Скандал был немалый, но - обоюдный. Я тоже за словом в карман не полезла, напротив - перешла в наступление. Особенно взъярило меня требование покинуть ряды комсомола. Вы спросите, почему? И - что могло связывать с комсомолом такую личность, как я? Отвечаю - очень многое!
Сперва (лет этак в 14) комсомол мне был глубоко пофиг. Потом, после эпического побоища (о нём я писала выше), меня приняли туда едва ли не автоматически, как одного из наименее замаравшихся в непотребстве. Потом, в училище, после того, как, одевшись барышней, я в присутствии всей группы морочил голову иностранным студентам, меня неожиданно избрали комсоргом. (Обратите внимание - правильно поданный трансвестизм способствует полит.карьере!) И я с жаром принялся за дело.
Нет, я не внедрял в массы марксизм-ленинизм, а занимался куда более прагматичным делом: организацией "трудотрядов" с максимальной пользой для нас, комсомольцев. В результате мои подопечные в глаза не видели ни "картошки" ни "овощегноилищ", а в качестве труд.повинности выезжали исключительно в гости к арбузам и дыням - на зависть всем прочим группам.
Конец моей карьеры был ярок и красив: разжившись подпольной копией Оруэлловского "1984" и организовал его коллективное чтение вслух прямо в аудитории. Успех был феноменальный, слух дошёл до других групп, пришлось повторять снова и снова и однажды за этим делом нас засёк парторг. Нет, обошлось без предательства - просто ему интересно стало - куда это студенты табунами бегают?
Попёрли меня из комсоргов с треском, правда, из комсомола не выгнали - невозможно было. Сия процедура требует санкции от начальства свыше, а что ему сказать? Что студенты вверенного заведения массово читали "самую крамольную книгу на свете? За такое можно и партбилет положить... Напомню - шёл "тот самый" 1984-й год. В общем, свергли меня полюбовно. Но неделю спустя, при отсутствии моего отеческого руководства, нас погнали в овощегноилище на разбор подгнилого лука. И я обиделся. Крепко. И страшно отомстил. Представляете - трансвестизмом! Он ведь разный бывает...
До этого дня, буде вынужден носить мужское, я наряжался, как ковбой Мальборо, чем вызывал перманентное неудовольствие парторга. Теперь пластинка была сменена радикально: я пошил чёрную куртку, рубаху и брюки, подцепил на лацкан алую нашивку, справил очки узкого формата и в таком виде вышивал по училищу. Расчёт оправдался с лихвой: конфискованный роман, вне всякого сомнения, прочла вся парторганизация, ещё и жёнам понесла, все были "в теме" и взгляды, коими они меня потчевали, могли прожечь стены - но только не меня. С точки зрения официоза, на фоне рубах с пальмами и тёртых джинсов, я стал едва ли не образцом правильно-комсомольской внешности - разве что очки поправлял чаще обычного...
Заместо меня парторганизация в приказном порядке назначила (что, вообще-то - незаконно) комсоргом парня, больше всех трепавшегося на политинформациях. Но болтун не может быть функционером, и дело он завалил. Да так, что группа, крепко озлившись на охломона, поставила условие: "Или ты берёшь замом Чуму - или прощайся с фарцовкой!" (как и все мы, он понемногу спекулировал импортным шмотьём). И моя звезда возгорелась вновь - к гневу и ярости парторга сотоварищи. Когда я вновь завалил в его кабинет - он разве что лавой не плевался, и было от чего: уличить меня в намеренном копировании персонажа запрещённого романа означало признать, что ты этот роман читал! Логическая ловушка, причём, замете, безвыходная...
Вообще-то "1984" сыграл в моей жизни немалую и неоднозначную роль, этакий "роман с романом", очередной "судьбец" (интересно, а с вами такое бывало?). Некоторое время я так фанател по этому произведению, что едва ли не заставил прочесть его всех близких, родных и знакомых. Сверх того - однажды я сварганил по роману любительский спектакль "для своих" (на самом деле - кабинетную ролевую игру, но в те дни этого термина ещё не было). И сыграл в нём... думаю, вы уже поняли, кого. Уинстоном был Лаврентий Палыч, Саймом - Хлыщ, Чаррингтоном - Петька, а Джулией - Аннушка. Позже она сказала, что ей было реально страшно. Впрочем, Создатель - большой шутник: неделю спустя Лавруша с Аннушкой подали заявление в ЗаГС, а ещё через месяц - поженились. Как видите, пребывание в "комнате 101" порой имеет неожиданные последствия...
Вообще-то это была не первая роль злодея на моём веку: когда-то в юношеском спектакле при Доме Культуры я играл Мастера в "Крабате". А кумиром моего отрочества был инженер Гарин. Но именно О'Брайен стал "точкой невозвращения", именно в этом чудовище я с удивлением обнаружил и свои черты... И с тех пор "злецы" стали моим амплуа во всех более поздних "ролёвках" и "альтер-эго". Саурон, Палпатин, Ишамаэль - всех не упомнишь. Но первым был Большой Брат...
Придя на работу и будучи выбран в комсорги не иначе как за красивые глаза, я стал ещё полезнее: помимо защиты от овощегноилищ я выбивал путёвки на отпуска и выходные дни. Себя, конечно, тоже не забывал - но на фоне общего блага это прощалось.
Я побыл бессменным комсоргом пять лет и тут меня - свергать? Да как только они смеют!. И я выдал им такое Show must go on, что все ахнули. Напомнив сперва свои прежние заслуги, я заявил, что в уставе комсомольской организации о трансвестизме нет ни слова, а Ленин, коего многие ещё чтят, гомо и бисексуальность легализовал, в отличие от палача - Сталина. Или вы хотите быть на него похожи?
После спича я переоделся в подсобке в "своё любимое", потребовал перо и бумагу, написал заявление об уходе с работы и из комсомола (из стат.бюро меня турнули в самом начале шкандаля), положил пред мутны очи биг-босса комсомольский билет, а поверх него "О'Брайеновские очки" (всё равно контактные линзы лучше). И ушла, не прощаясь с бывшими бонзами, множить частное предпринимательство в отдельно взятом Городе.
После моего ухода комсомол в нашей больнице сдох через месяц - за пол-года до официального роспуска. Всё ж хорошим Большим Братом я был...
С тех пор я повсюду расхаживала, как хотела - и всё осталось по-прежнему. Образ "Казановы на каблуках" был слишком мил сердцу горожан, что бы его чем-либо дополнять.
К сожалению, не обошлось и без огорчений, вылезших из самого неожиданного места. Рабочий "эль шкандаль", тщательно расчёсанный и приукрашеный досужими до "жёлтого жанра" офицерскими жёнушками, дошёл и до моих родителей и они, доселе холодноватые к моей жизни и делам, устроили нечто, сравнимое разве что с Большим Взрывом. Но, несмотря на грандиозность страстей, это довольно скучная история, и я её касаться не буду.
На этом - пока-пока. С вами была Лола Эстебан. До новых странствий по волнам Времени!

@темы: Лола Эстебан, Мы были!, Трансвестизм, Творчество

---

О будущем, которое мы разломали.

Доброй ночи, привет, бессонники, с вами Лола Эстебан. Сегодня речь пойдёт о будущем, которое мы потеряли. Вернее - сломали, ко всеобщему счастью и благолепию. Немногие знают, что наш мир стоял на грани ультратоталитаризма "а-ля 1984" дважды - в конце 50-х и в конце 80-х. И, быть может, мы с вами сейчас живы и мило беседуем именно потому, что ад прошёл мимо.

"Кто управляет прошлым - управляет будущим.
Кто управляет настоящим - управляет прошлым."
(Джордж Оруэлл, "1984", Пятый принцип Ангсоца)

Вы когда-нибудь слышали термин ОГАС? Так называлась советская попытка создать нечто вроде Интернета, только не для развлечения граждан, а с сугубо утилитарными целями: учёт и контроль всего и вся. Идея эта продвигалась академиком Глушковым ещё в 60-е, но последняя её реинкарнация пришлась на конец 80-х. Конечно, ввиду слабой технической базы и нежелания бюрократов выпускать из рук власть, из этих попыток ничего не вышло. Но буде иначе - нам бы пришлось жить в мире, в сравнением с которым оруэлловская Океания показалась бы исполненной лишь незначительных неудобств.
Работа, что предложил мне Ванька, заключалась в следующем: стать оператором ЭВМ новосотворённого межбольничного стат.бюро или, говоря проще, в мои обязанности входил уход за, так сказать, "компьютером" - "Искрой" Тех.данные: размеры - с канцелярский стол, быстродействие: 650 тысяч операций в секунду, память - 32 кило(не - гига!)байта, два дисковода по 250 килобайт, винчестер на целых 5(!!!) мегабайт, дисплей 16 строк по 60 символов, матричный принтер встроенный язык программирования - ЯМБ (язык машинный бухгалтерский). Мощь и красота потрясает, не правда ли?
С какого лешего Ванька, используя лапы в больнице, впихнул на эту должносто меня? Во-вторых: он знал, что я справлюсь. Программируемым калькулятором МК-54 я владел едва ли не в совершенстве (освоил исключительно куражу ради) и однажды потряс детей Задорожних тем, что написал программу, решающую любые уравнения. На самом деле ничего особенного в ней не было - обычный метод половинного деления, но каков эффект! Умная машинка скрипит часа три - и выдаёт корни самой зло*бучей формулы! А коли "назвался груздем - полезай в кузов".
Вторая причина была поинтереснее - при помощи электронного учёта предполагалось индексировать ВСЮ движимую и недвижимую больнично-аптечную собственность, что создавало новые сложности с её расхищением. Стал остро необходим человек, способный "подчищать электронное прошлое. И клан выбрал меня.
ЯМБ я освоил без труда (почти ПМК из калькулятора, только возможностей больше). приступил к делу и,на первых порах, испытал немалый шок: вся мед.статистика, о причудах коей шептались в кулуарах, легла на мои ладони. А там было такое, что слабонервным лучше не читать. О том, как от повторного использования капельницы (остальные были пущены "налево"), заразилось Боткинрй восемь человек. Или о ребёнке, умершем от переохлаждения, потому что пьяная санитарка забыла закрыть окно.
В мои неофициальные обязанности входила "чистка" всего этого непотребства, дабы оно не пошло "наверх". Столичное начальство не склонно разбираться: при скандале премии сплошь и рядом снимались со всего коллектива. Мелочь, конечно (медицина традиционно жила хабарами и подношениями), но всё равно - обидно. А вот сдвиг назад по квартирной очереди - трагедия невосполнимая, от такого порой и супруги разводятся. Раньше, пока всё фиксировалось лишь на бумаге, а теперь, благодаря информатике, в руках оператора оказались ключи от прошлого и будущего - а утрату бумажных оригиналов всегда можно списать на деятельность мышей и прорыв канализации. В общем, множа лжу и подчищая прошлое, я делал высокоблагородное дело - и "корректор реальности" работал вовсю. Я дневал и ночевал за родным компом, выполняя многочисленные прошения поликлиники, "скорой", больницы, санстанции, роддома, психушки, тубдиспансера и лепрозория. Сплошь и рядом просьбы сопровождались купюрами в конвертах. Мелкими - но в сумме они подняли моё мат.положение до заоблачных высот.
Но не только награды ради определил меня Ванька во "внутреннюю партию". Моей главной целью ради благоденствия клана было искажение информации о наличии лекарств. Зачем? Для спекуляции, конечно! Грабить несчастных больных не хотелось (да и немного с них возьмёшь) - в дело шёл "метод товарища Огилви" - создание лишних обращений больных живых, либо умерших, а то и "создание с нуля" пациентов, коих никогда не было в текущей реальности. Достоверности ради приходилось делиться с Эдом - главным инженером городского стат.центра - он "чистил хвосты" в генеральной отчётности надёжно и без следов. Эд был классный парень, бравшим деньги отовсюду, добряк, запросто печатавший запрещённый самиздат по самым божеским ценам, компьютерщик милостью Божьею, хотя и слегка наивный: буде у меня такой объём влияния - я бы "построил" весь город. В общем, кто другой бы на моём месте "как сыр в масле катался", заботясь лишь о порядке в когорте "мёртвых душ". Но после краха любви я был зол. Очень. И наконец-то получил в свои руки нечто, схожее с оружием.
Ночь и лампа под зелёным абажуром - я сам её купил для полноты картины. Кожаное кресло, в нём - я, с ног до головы - в чёрном (ходя на работу в мужском, я косил под ковбоя, рокера либо босяка. но здесь был особенный случай). Голые стены, шкаф с дискетами и электронный монстр у занавешенного окна. Монитор и пульт. Мой гиперболоид. Версификатор. Капсула Техника Вечности. С его помощью можно создать никогда не жившего человека и "распылить" карточку живущего - пусть потом доказывает, что он - не "нелицо"! А если в дело вмешаются "верные мыши" из архива (вечно голодные до денег) - он не докажет ничего и никогда. Можно создать Марье Ивановне рак - и прописать морфин, который она никогда не получит. А потом, когда страшный диагноз не подтвердится - поздравить её с чудесным исцелением. Можно изменить любую дату, прописать в прошлом никогда не происходившие события и стереть реальные, задним числом подчистить любую лажу, спасти и подставить, сделать героем дня и "слабым звеном" - можно всё! Главное - держать в курсе Эда, но он никогда не бывает против.
Повезло мне и с начальником (вернее - это ему повезло со мной). Типичный Шариков - выдвиженец орла нашего дона Швондера (межбольничный глава, придурок и коммунистический псих), мелкий номенклатурщик и горький пьяница, он мыслил лишь одной головой - той, что меж ног. И, покрывая пьянки и блядки, из него можно было вязать морские узлы любой сложности. Например, шпионить за Швондером (в его же интересах, остальное пьяницам знать не положено). Или - потребовать помощников и получить их. Мне действительно остро не хватало людей для пробежек в архив и к Эду - и я пристроил "типа лаборантами" Лаврентия и Аннушку (к тому моменту - молодожёнов). С этого мига "министерство правды" заработало с удесятерённой силой.
Честно говоря, мне трудно писать эти строки, несмотря на их едва ль не пасторальность. Вспоминая те дни, я остро понимаю, каким чудовищем был в тот год. Власть пьянила меня. Не дурацкое помыкание людьми, а изнасилование самой реальности.
И я насиловал её едва ли со сладострастием.
Пульт манил, пульт звал: десять нажатия кнопок - и готово обоснование на фальшивый больничный лист, пять нажатий - и профосмотр, от которого зависит допуск к работе, перестаёт быть. И, замете - в прошлом, то есть - его не было никогда.
Я редко использовал всё это по собственному произволу (хотя кое-кто крепко пожалел, что попытался перейти мне дорогу, одному я лаже неприятности с вендиспансером организовал - со всеми вытекающими. Чаще я исполнял заказы "со стороны" и, конечно - волю Старшого. А уж сколько лекарств мы "налево" толкнули - не перечесть! Причём - не отымая у живых больных, а заказывая "товарищам Огилви". Чистая работа, вы не находите?
Прищучили нашу Океанию уроды - коллеги из Химобъединения. Эти придурки, дорвавшись до электронного учёта, организовали расхищение гос.собственности едва ли не в космологических масштабах. И, как следствие, допрыгались. Нас спас лично Конрад - у него в Столице концы были. Прибегает среди ночи Комар, ломится прямо в окно и шепчет: "Чума, шухер, в Городе - ревизия!"
О, как мы пахали, приводя в порядок чистки да приписки - Оруэллу и не снилось. Почитай, две ночи не спал! Зато мы вышли сухими из воды, в отличие от железобетонщиков с химиками (Евразию с Остазией - на мыло). Там посажали - и немало, а ещё больше - разогнали. Но с того дня лафа пошла на убыль. В конце 90-го нашей власти пришёл конец: едва-едва с лекарствами мохерить удавалось. А потом грянул 91-й, неся с собою множество неожиданных перемен.
А теперь - маленький альтернативно-исторический прогноз: что было бы на самом деле (а не в фантазиях товарища Глушкова), внедрись ОГАС повсеместно. Во-первых - власть прочно и навсегда оказалась бы в руках технократов. Старая номенклатура была бы подставлена и беспощадно "распылена". Возможно, народ получил бы толику личных свобод и драные джинсы (а может - и трансвестизм) не вызывали бы осуждения. А вот любая экономическая свобода кончилась раз и навсегда. Всё - по электронным карточкам и каждому - своё. Труд, лишённый даже незаконных экономических стимулов (с завода уже ничего не вынесешь), стал бы сугубо принудительным, в сёла вернулось "новое крепостничество, выбор учебного заведения - по тестам и т.д и т.п. В общем, нас ожидало бы замятинское "Мы" с налётом бедности и лишений. И пусть в качестве оправдания нам зачтётся, что в ненаступлении этого кошмара есть и наша скромная заслуга.
С вами была Лола Эстебан. До встречи в эфире!

@темы: Лола Эстебан, Мы были!, Творчество

---

Дело - труба!

Доброй ночи, а быть может - утра, с вами - Лола Эстебан, которой снова не спится. Сегодня я нагло представляю вашему вниманию опус, написанный давным-давно, когда я, в первый и последний раз попробовала свои силы на ниве журналистики. Дело было, кажись, в 90-м. Внимайте!
"Второго февраля сего года по улице маршала Гречко произошёл прорыв трубы горячего водоснабжения. Жертв и разрушений нет" (официальная реплика не помню какой газеты)

...Когда я подошла к остановке троллейбуса, часы показывали девять вечера. Обычно в такое время приходится мёрзнуть едва ли не в гордом одиночестве, но на этот раз меня встретила изрядная толпа. "Уже пол-часа ждём - хмуро ответил мне мужик с наружностью сантехника. - Одни "пятые" идут, к "Квазару", а на кой ляд мне их "Квазар". Мне на "Веник" потребно, а "двадцать шестые" как в воду канули!"
Не желая заиндевать в ожидании "канувших в воду троллей", я зашла на огонёк к живущим неподалёку знакомым и, как водится, засиделась. Но, вновь выйдя на остановку в без десяти одиннадцать, обнаружила ту же картину: толпа народу кроет матом пропавший троллейбус. "Может, на "Венике" провод оборвался?" - подумала я и решила подъехать часть пути на "пятом", дабы, если что, было ближе идти.
Остановка перед поворотом на "Квазар" была девственно - пустынна, что усилило мои подозрения. "Не ходят они, труба-дело!" - бросил в мою сторону проходящий парень. Не очень-то радуясь перспективе марш-броска по морозу до Виноградаря, я поплелась за ним.
Выйдя из тесного окружения домов на садово-гаражный простор, я с облегчением вздохнула. Пол-дела сделано! Но почему не видно впереди сияющих окон родного массива? Свет вырубился, что ли? Да нет, вроде брезжит сквозь какую-то марь. Что за чертовщина?
"Что-то" оказалось туманом, плотным,как молоко. Едва я вступила под его сень - исчез весь мир кроме пятачка дороги. "Туман - на морозе?" - удивилась я - и тут же грохнулась оземь, ибо дорога превратилась в сплошное льдистое зеркало. А дальше виднелся оледенелый слой песка, испещрённый следами бурных потоков.
...Балансируя руками и чертыхаясь на каждом шагу, я медленно продвигалась к цели. И уже не удивилась, когда впереди замаячило "кипящее море - ледовые берега". Оно-то и испускало пар. Возле озера сиротливо стояло с десяток сгинувших троллейбусов. "Всё дело - в трубе! - вещал водитель одного из них. - Прорвалась, проклятая!"
"Да, похоже, дело -труба!", - подумала я, но отступать было некуда: дорога, на которой мы застряли, было единственным путём к дому.
Дальнейшее напоминало сцену, достойную "Пикника на обочине": зеркально-спокойные воды, над ними - причудливая вязь струй пара, а по краю сей картины, по подтаявшей снежной кромке, меж забором и кипятком карапкались "сталкеры поневоле", рискуя каждый миг принять ванну имени Конька-Горбунка.
Впереди меня шёл пьяница. Я аж залюбовалась, как он, не держась за штахетины и выделывая немыслимые па, резво продвигался вперёд. "Воистину, пьяному море по колено, - восхищённо думала я. - А уж кипяток - и вовсе дело плёвое..."
Преодолев Зону за каких-то полтора часа, я наконец-то оказалась дома. И первым делом позвонила в "Водоканал". "Да ничего страшного - ответил мне заспанный женский голос. Ну, труба протекла, движение час назад восстановлено, чего вам ещё надо!"
Я, конечно, всё понимаю: и в каком состоянии наши трубы, и что "аварийка", возможно, была в более важном месте, а милиция, вместо того, что бы перекрыть трассу, героически ловила бандитов, но зачем по телефону лгать?

Остаётся добавить немногое: торопилась я в ту ночь не домой, а к любовнику, а статью мою в печать так и не взяли. И знаете, почему? "На и чего тут особенного, подумаешь, труба! Вот если бы туда кого затянуло и он заживо сварился - тогда другое дело, а так - читателю скучно будет."
В общем - делай добро и бросай его в воду. Желательно - не в кипящую.
С вами была Лола Эстебан. Вам - доброе утро, а я иду спать.

@темы: Лола Эстебан, Мы были!, Любовь к полярному лису, Творчество

---

Баллада о тенях

Добрый день, с вами - Лола Эстебан, слегка неадекватная после ночного пароксизма творческих потуг. Но Негасимое Пламя и Чистая Красота - лучшие из наркотиков, и раз вкусив их, уже невозможно остановиться. Я пишу снова. И надеюсь на ваше прочтение.
После жуткого случая с Томкиной маман я обнаружил, что отношение ко мне в клане изменилось. Нет, оно не стало хуже - напротив, я ощущала уважение. Но - смешанное с чем-то, чему я никак не могу подобрать названия. Опаска, что ли? Да нет, не то...
Постепенно меня стало это напрягать. Привычно зарулив к Тамарке на чашку кофе с ромом, я попытался выведать у неё, что стряслось, но не нашёл понимания. Королева Тома рассыпалась в самых изысканных комплиментах, сказала, что я - чародей и заколдовал её мамашу (знала б, чего мне это стоило!), что теперь во мне решительно все души не чают, что будто сам Старый Швец (наш главный враг) ставил своим опричникам меня в пример и т.д и т.п. В общем - я получил поток мёда - но ни грана информации.
Расспросы Хлыща, Лаврентия, Аннушки и Петьки дали ещё меньше. Все они замечали по отношению к себе то же самое - но не переживали, а Лаврентий Палыч, справивший себе "чудесный костюм цвета сливочного мороженого" и причу "а-ля юность Гитлера", и вовсе сказал, что ему это нравится, чего он всем нам желает. Малюта же просто изрёк: "Напугал ты её до всрачки, никто от тебя такого не ждал - вот и зауважали".
"Крокодительница", меж тем, вела себя со мною так, словно я стал её лепшим другом: первой здоровалась, улыбалась, едва ль не в реверансе приседала. Похоже, её накрыл "Хельсинский синдром" и накрыл не по-детски. Я решил, что это - излишне, и после долгих и многотрудных уговоров Томы обеспечил мамаше место за джокерным столом. Кажись, ей полегчало. Но однажды Тома не досчиталась своей любимой "Гаваны". А потом нашла пустой пузырь рядом с дрыхнущей поперёк кровати маман. В дело вмешалась тётя Соня и строго наказала нам прятать от "крокодилицы" спиртное "Бо знаю я такых. Оком блымнуты не вспиетэ - зипьется!" Однако мамаша нажиралась снова и снова, добывая на задворках Парижа "бурячиху" самого дрянного свойства и, судя по действию - настоянную на курином помёте. Пришлось тёте Соне ей закуску организовывать. Грибочки такие есть - навозник серый. Вкуснейший гриб, даром что во дворах растёт. Но в смеси со спиртным - вещь страшенная. Сперва морда краснеет, как варёный рак, потом - дрислинг и на закуску - срачка. Незаменимое средство для начинающих алкашей. И пить крокодилица стала заметно меньше...
Потом беда накрыла и меня - любовная история возымела самое трагическое завершение. Когда-нибудь я расскажу вам об этом, но знайте: даже сейчас, двадцать шесть лет спустя, при мысли о тех днях у меня невольно сжимаются кулаки, а невидимая базука палит в белый свет, как в копеечку. Я тоже запил. Нет - не в дюбель, но в подпитии становился гневен и буен. И тут наш Старшой, прошедший однажды через запой с горя, явил поистине отеческую заботу (иначе не назовёшь - другие слова не подходят). Он стал приглашать меня на межклановые сборища и всё чаще - на роль тайного наблюдателя (фазенда Задорожних была буквально нашпигована схронами. Полагаю, дома других кланов в этом не отставали). И дело было не в том, что парень, ряженый под девку, царапал чей-то взгляд. Ваньке был необходим сторонний наблюдатель, мыслящий не так, как он. Я оценил доверие. И вскоре среди других (а потом - и в своём) кланах получил новое имя - Тень. Чумой меня отныне называли лишь свои.
А меж тем в большом мире нарастали потрясающие перемены.Конец восьмидесятых - легендарное, сказочное время. КООПЕРАЦИЯ!!! Слово, изменившее мир. Как "Эа!" в устах Эру Илуватара, оно пронеслось над миром - и изменило его. И стало МОЖНО. Можно без опаски шить джинсы - простые или "варёные", рубахи, юбки и блузы немыслимых фасонов, мои любимые колготы - сетки (ввиду лёгкости производства) стали едва ли символом эпохи, кожаные юбки продавались прямо на рынке, обувь, бижутерия, контрабандные духи и самопальные ремни (один из коих прослужил мне двадцать пять лет!!!), колбасы и торты, кооперативные кафе с жарким в горшочках, в общем - изобилие! Дорого, правда, но богатых горожан сие мало заботило, а кооперативные вещи были красивы и воистину качественны (не то, что нынешняя китайщина) и носились, замете, долго.
Кланы воистину купались в деньгах, извлеча из тени всё, что делали раньше и добавили столько же нового. Базар на Пролетарском бульваре ломился от товаров, оккупировал площадь Взятия Бастилии, а в выходные напрочь перекрывал улицу Парижской Комунны, доходя аж до Марата и Бабёфа. Лично мне это было удобно - от Сен-Жюста до Бастилии - рукой подать, а вот рабочие мех.завода вечно бухтели: мол, не зайдёшь-не выйдешь из-за торговых рядов. Что, впрочем, не мешало им спускать часть зарплаты в кабаках и дискачах Пролетарского и Робеспьера, коя улица под благим влиянием кооператоров превратилась в заправдашний проспект со всеми причитающимися злачными местами - и даже кладбище на другой её стороне выглядело празднично и нарядно.
А уж Бродвей (он же - Променад, "в миру" - улица Ленина) и вовсе приобрёл сходство с Аллеей Звёзд в Голливуде. Рядом с ним - венецианский парк с каналами и мостами, кафе "Барселона" причудливой архитектуры, живо напоминающей Гауди, рядом с Площадью Героев - бывший Почтамт, выстроенный в "петровском стиле", а в нём - первый супермаркет (кооперативный, само собою, но какая сказка для тех, кто больше четырёх сортов колбасы за раз не видел!). Райком Партии стал театром и музыкальной школой, памятнику Ленину перед ним вночи отбили голову (и он простоял в сим состоянии аж до 97-го), в Дом культуры приезжали с концертами рокеры, число дискотек зашкаливало, кинотеатр был отремонтирован и собирал толпы любителей западной фантастики и старого-доброго Фантомаса, другой, частный кинотеатр (точнее - видеосалон со здоровенным и адски дорогим проекционным телеком), круглые сутки гонял "Клеопатру", "Калигулу", "Эммануэль" и "Глубокую глотку", ещё один видеосалончик специализировался по старому кино: европейскому и нашему, прочие - крутили всё понемногу. По телеку обычному шла "Рабыня Изаура", из окон вперемешку доносились Виктор Цой, Наутилус Помпилиус, Мираж и Ласковый Май. Ласковый рай - да и только!
Разумеется, культуре тоже нужна материя в виде муз. и видеокассет. И предприимчивый Ванька, первым в городе, наладил их массовый выпуск. А я, Тень,стал его ближайшим подручным в этом высокоприбыльном деле.
Рекламная пауза: наш кооператив изнутри. Кассеты тиражирует так называемая линейка - один магнитофон с мастер-лентой (бобинный и весьма дорогой) и невесть сколько подключённых к нему "магов" кассетных (чаще всего - "Орелей" с импортными "головами" - надёжно и долговечно, в отличие от более дешёвых "Маяков", чьё содержание быстро "влетало в копеечку"). Мы пошли дальше - между бобинником и кассетниками стояли эквалайзер и студийный компрессор: благодаря им даже на дрянной советской кассете запись звучала божественно благозвучно. Да что говорить - помимо монопольного завоевания родного базара и рынков сопредельных селений нашу продукцию мы оптом гнали на Киев. В розницу, увы, не получалось - на киевских рынках процветал рэкет.
Пару слов о том, что такое рэкет и с чем его едят. Рэкет есть вымогательство - дикое или не очень. Второе называется "крышей" ей платят за защиту от рэкета первого типа (так называемых "бомбил"). В большинстве случаев жизнь рекетира опасна и многотрудна, несмотря на бешеный доход - они массово гибли при переделе сфер влияния и просто - собачась спьяну. Известный сериал "Бригада" показывает нам чрезвычайно прилизанную картину, лишённую всех по-настоящему острых углов.
К счастью, столичный рэкет Города не коснулся. Потому, что Город взрастил собственный. Им стал некто по прозвищу Конрад - не особо известная до Кооперации личность.
При Союзе он был тренером полуподпольного клуба каратэ и кумиром молодежи с шальных окраин. Но как только в Город пожаловали первые заезжие рекетиры - организовал бригаду образцово-показательного клосса из своих старых учеников и многочисленных новых. Он любил "играть на слабость", создавая у врага ложное впечатление хилости, а когда враг расслаблялся и наглел - расправлялся жёстко и беспощадно. Однажды его ребята изловили, раздели донага, примерно отп*здили и-искупали в "речке - вонючке" (сливной канал хим.завода) боевиков некой известной банды - а потом спалил им машину - ко всеобщему ликованию прогрессивного человечества. Говорят, уязвлённые (в том числе и накожно - хим.сток - вреднейшая вещь!) даже (невиданное дело!) пытались судиться - но остались с носом. С тех пор "бомбилы" в городе не показывались. А Конрад, обложив все рынки и торговые точки ненапряжной данью "за безопасность", зажил, как Гарун-аль-Рашид. Даже цыганский клан, успевший создать собственный "отряд самообороны", признавал его верховенство.
Я и прежде видел Конрада - и не раз, помнится, он добродушно подтрунивал над моим трансвестизмом - но дружить с ним я бы не стал ни за какие коврижки. В нём было нечто жуткое - как в Терминаторе, если бы его вздумал нарисовать художник-анимешник. Тёмные курчавые волосы до плеч, загорелое зимой и летом костистое лицо, крупные губы, тонкие пальцы, напоминавшие паучьи лапы - и остановившийся взгляд светлых глаз, будто вынутых из куклы, Добавьте тихий, вкрадчивый голос, резкие движения насекомого и неизменный джинсовый костюм (Конрад со товарищи штанов "Адидас" не признавали) - и очень скоро вам захочется драпать без оглядки!
Так или иначе - под сенью Конрадовых крыл Город процветал пуще прежнего. И однажды нам стало тесно в его лоне.
Кланы враждовали всегда - наверно, ещё до Батыя, а может - и до нашей эры. Интриговали, пакостничали, но до стрельбы и мордобоя дело не доходило никогда (личные вендетты и расправы над предателями - исключение). Но большие деньги с людьми чудеса делают. И, увы - не только благие. В общем - Шевцы решили заняться звукозаписью, вторгшись в место, доселе принадлежавшее лишь нам.
Сначала ругались устно. Потом - матерно. Потом начались потасовки на рынках. Потом - драки с дубьём. Потом - побитие товара. Потом - попытки "пустить красного петуха" (взаимные). Надо было что-то решать. А что?
Для встречи высоких сторон был выбран бар "Аргентина" (вот он, грядущий "судьбец", на пересчёт совпадений пальцев не хватает!), что на углу Робеспьера и Парижской Комунны. Хозяин - иноземный хохол, недавно вернувшийся на родину рубить бабло, за небольшую мзду закрыл заведение, дабы нас ничто не отвлекло. Помимо Ваньки и Швеца в бар набралось немало народу, но высокие стороны решили говорить в малом составе - и прошли в кабинку, куда Ванька взмахом руки пригласил и меня. И пред моих глаз предстал Старый Швец.
О, это был человечище! Начнём с внешности: больше всего Старый Швец был похож на Сильвера из "Острова сокровищ". Или - на Бейлона Грейджой из "Игры престолов", причём характером удался во второго, а не в первого. В отличие от Задорожних, управляемых более-менее коллегиально (Старшой - лишь первый среди равных), Шевцовы были "монархистами" - Старый Швец был их диктатором уже не первое десятилетие. И чертовски успешным диктатором, надо сказать. В общем - он был выдающейся личностью. Что нас заметно напрягало.
А ещё Швец был вдов. И - детолюбив сверх всякого разумения. Но на этом его человеческие качества и кончались.
- Убери Тень! - перво-наперво провозгласил он, когда двери закрылись.
- Я не упырь, что бы не отбрасывать тени! - с вызовом ответил Ванька. - Чума, останься!
- Ладно, будь по-твоему! - ухмыльнулся Швец. - Женя, зайди!
В дверь проскользнула худенькая девушка лет двадцати в ярко-жёлтом платье. Я много слышал о ней, но рядом видел впервые. Дитя пьяниц, одновременно умерших от древесного спирта, она осиротела, кажись, в четырнадцать лет. И Швец, отвесив невесть сколько взяток и даже, кажется, вступив в фиктивный брак, удочерил её. И сделал своим Альтер-Эго.
Наши глаза встретились. Сказать, что она была "не от мира сего" - значит - ничего не сказать. И тем не менее (я знал это доподлинно), она была мозговым центром клана, второй головой Старого Шевца, это с нею, а не с ним мы ныне сцепились.
А ещё она почему-то напомнила мне Ару Тенар из "Гробниц Атуана" Урсулы ле-Гуин. Так и представлялось: вот она пляшет вночи перед Незанятым Троном, а вот - пробирается Лабиринтом, слыша голоса Безымянных... Наши глаза встретились вновь. И невидимая молния проскочила меж нами.
- Она для меня то же, что этот шут - для тебя! - обратился Швец к Ваньке. - Прошу любить и жаловать!
- Рад знакомству. Иван! - картинно поклонился наш Старшой девушке.
- Меня зовут Женя. А тебя как? - она оборотилась ко мне.
- Тень или Чума, госпожа Тенар, - улыбнулся я.
Она слегка покраснела. Значит, моя стрела попала в цель - столь культовую в те года книгу она не читать просто не могла.
Швец обдал меня неласковым взглядом.
- Так что, признаёшь наше право налево? - обратился он к Ваньке.
- Чёрта с два! Мы застолбили это место, и сколько ты не стервятничай, ничего, кроме падали, не перепадёт.
- Так уж и не перепадёт?
- Да запросто! Мы лёгко можем снизить цену - в отличие от тебя - и твоя шарашка пойдёт по миру. Я уж не говорю о качестве. Твои кассеты - убожество.
- А если их проредить малёхо? Пожар, там, или - потоп.
- Кто с потопом пойдёт - в нём и утонет. Ты не один такой храбрый, Швец!
- А может, поделишься, а, Ивашка? Ну не жирно ли для одного?
- Когда ты с кем делился, Швец? Чья б собака лаяла? В общем, так - ищи себе другое дело, а кассет не займай, не то пальцы прищемим!
- Завтра, кажись, ярмарка, - криво усмехнулся Швец. - Вот тогда и поглядим,чьи щемилки зубастее. Обрез-то ваш цел?
- Цел, не сомневайся!
- И мой цел. Мне-то терять нечего, она уже на ногах, - Швец махнул рукой в сторону Женьки-Тенар. А вот Малюте с Сонькой да жене твоей молодой стоит здорово подумать...
- Это - всё?
- Всё! Остальное - после ярмарки.
Мы разошлись, тихие, как мыши - даже те, кто ждал нас в зале. А на моей душе скреблись такие кошки, в сравнении с которыми и саблезубый тигр - младенец. Шутка ли - ни с того ни с сего впереди замаячила кровавая развязка. И самые дорогие мне люди - в опасности.
Пришёл домой. Спать не хотелось. Хотелось выть и кататься по полу от бессилия. Ну что я, Чума, могу сделать? Что? Ваньку разубеждать? Так поздно уже. К Шевцу бежать? Так это - предательство непростительное, да и что я ему скажу. К Женьке этой? Так ведь, скорее всего, они - заодно, она ведь ему жизнью обязана. Хоть Конраду кланяйся... Стоп! А если?
Конрад жил в хитром закутке переулков возле самого Променада - без пяти минут центр. Вырядившись в самое лучшее (однажды Конрад посмеивался надо мной, может - и теперь явит милость), я направился к нему. Не через Променад - через Венецию - так короче. Что-то подсказывало мне - дорог каждый миг.
Дом Конрада располагался на холме и занимал два участка (интересно, за сколько он выкупил второй: хозяева-то вряд ли из этакого места съезжать планировали?). Уютный котедж выглядел сущей хижиной рядом со строящейся громадой - больше всего новая резиденция была похожа на недостроенный Барад-Дур... Я подошёл к воротам. Меня встретило кольцо: медное, кованное. Я потянул за него. Раздался звонок.
Конрад был один (по крайней мере, никого я больше не увидел, хотя были где-то,конечно). Наверно, он удивился моему визиту - но виду не подал. Пригласил в гостиную, обставленную на манер салуна на Диком Западе. Налил вина. На большом экране в отдалении девка пыталась трахаться сразу с четырьмя.
- Ну, рассказывай, принц крашеный, за чем пожаловал? - Конрад улыбнулся во все тридцать два зуба - и это было жутко.
- Драка будет! - без обиняков начал я. - Наши с Шевцовыми завтра насмерть сцепятся. Разними их, а? Тебе же выгоднее, что бы с нас профит был.
- А если нет? Вдруг я сам кассетами займусь?
- Зачем это вам? И так со всего дань имеешь.
- Верно, имею. Только мне всё равно, кто её давать будет: Иванко, Швец или ещё кто. Мир широк, Тень, и незаменимых в нём нет.
Он углубился в просмотр порнухи, а я вперил взгляд в бокал - и видел кровь. Да, правда, мы или Шевцовы - ему всё равно, кого стричь. И моя миссия - невыполнима...
- Да, но это же - прецедент! - сам себе удивляясь, начал я. - Если кланы возьмут в обычай до конца драться - разруха настанет и всем - кирдык!
Я даже заметить не успел, как он оказался подле меня, схватив железными пальцами за подбородок.
- Сам допёр?
- А кто же?
- Ладно, садись, кино посмотрим, а там видно будет. Чума ты, как есть чума...
Он сменил в видаке кассету, налил обоим вина, сел рядом и замолчал. Стремясь обуздать волнение, я стал втыкать в порнуху.
Поначалу она не представляла ничего особенного - двое парней заигрывали с девахой на фоне западного бара. Потом один из них задрал ей юбку, а там... я как раскрыл варежку - так с открытым ртом и остался.
- Что, нравится товарищ по счастью? - насмешливо спросил меня Конрад.
- Ух ты! - только и смог выдавить я.
- Ага, впечатляет...
- Да, но у него же грудь, бёдра...
- Частичная смена пола. У них там есть такое.
- Как?
- Что - как? Технически? Понятия не имею. Может, гормоны, может - силикон, может - ещё что...
- Гормоны я и сам принимал. Груди болят, слегка подросли, лицо, вроде, прежним осталось.
- Это потому, что у тебя оно и так девчачье. Повезло, а?
- Отцу с матерью спасибо. Да ядерному полигону.
Конрад хрипло расхохотался.
- Знаешь, даже я наслышан о твоей нежной любви. Здорово ты тогда бабахнул! Ец-богу, думал - третья мировая!
Засмеялся и я.
- Хочешь быть таким, как он?
- Ещё спрашиваешь...
- Узнаю, как - устрою. Только всамделешняя барышня из тебя не выйдет - характер не тот. Да и не надо - так хорош. Особенно, если доделать.
Он встал и поднял меня за руку.
- Чума, а Чума, покажи, чего умеешь. А то я о тебе так много наслышан.
- Да пожалуйста, хорошему человеку не жалко.
- Это я-то хороший? Для тех, кто в земле - особенно! - Конрад откровенно ржал.
- Знаешь, добро, зло - нет мне дела до этих материй. Ты хорош для меня - и баста!
- Баста, говоришь? Тогда - начинай.
Встав на колени, я расстегнул ему ширинку, достал член - холодный и вялый, стал его греть дыханием, потом лизнул: снизу, сверху, с боков, по кругу.
Пока я трудился, он не издал ни звука. А член его затвердел лишь слегка - и то - если приглядываться. Потом Конрад внезапно застонал, изогнулся дугой и обильно кончил. Я не знал, что и думать...
- Да ты мастер, дружище! - спустя минуту выдохнул он. - Давно так круто не было. С девчатами тем же макаром?
- Ага. Не могу иначе почему-то.
- А сам когда кончаешь?
- Когда мне под юбку залазят и гладят там.
- Во шлюха! - Конрад широко улыбнулся. - Не даром на тебя девки неровно дышат. Знаешь, я их понимаю...
Спустя миг он залез ко мне. От неожиданности (а может, от волнения), я кончил быстро.
- Как теперь пойдёшь, мокрая?
- Не впервой...
Выпили третий бокал.
- Спрашивай? - внезапно воззрился на меня Конрад своими стеклянными глазами.
- Про нас с Шевцом?
- Да нет, не то - разниму я вас, будь спок!
- Тогда - что?
- Ну, интимное.
- Не понимаю...
- Не ври, тебе не к лицу. Странный из меня любовник, правда?
- Да не особо, со всеми бывает с усталости.
Он снова взял меня за подбородок и заглянул глаза в глаза. И только сейчас я понял: то, что в его взгляде казалось мне смертью, есть боль. Лютая и застарелая.
- Это не усталость, Чума, это - Ангола. Служил я там, советником, да мина-дура... Контузило меня. Оклемался быстро, думал, повезло, а через годик - вот это. Какой-то центр в спине сдох, за стояк ответственный. И не лечится это нигде: ни у нас, ни за бугром - я пробовал. Пол менять научились - а починить сломанное - ни-ни.
- А если арматурину какую вставить, вроде стержня гибкого?
- Шрам снизу видел? Пробовали - не прижилось.
Вместо ответа я обнял его.
- Хочешь - хоть каждый день приходить буду! И не скажу никому, клянусь!
Он посмотрел на меня грустно - грустно.
- Кому ко мне ходить - имею в избытке. Да и не любитель я травести: так, любопытства ради попробовал. Что ж до клятв: я тебе и без них верю, да только пустое это - бабы давно всё друг другу разболтали.
Он замолчал, налил вина и залпом выпил.
- А теперь - ближе к делу! Завтра, как сцепитесь, я рядом буду, прослежу. И не боись, пи*ды никому не будет. А к тебе и вовсе Комара приставлю, ясно?
- Спасибо, век не забуду!
- Да ладно, прав ты, выгодно мне это. А вот другое...
Конрад подошел к ларю у стены, долго рылся там и наконец - извлёк нечто маленькое и блестящее. Подошёл, раскрыл ладонь. На ней была ящерица из серебра.
- Подарок жены на счастье - когда я в Анголу ехал. Уберегла она меня - да только дарительница, как поняла, что с моим болтом амба - так и покинула. Ты, единственный, не пожелал замечать! Носи - достоин, может и вправду счастье принесёт, как тому, с видака!
И приколол брошь к лацкану куртки.
- А теперь - иди. Взбаламутил ты меня, один хочу остаться. Комар, проводи!
Из ниоткуда выскочил щуплый парень неопределённого возраста.
- Его не стесняться - за брата он мне - веско-изрёк Конрад. - А теперь - иди.
Чем больше я глядел на Комара, тем больше крепла во мне уверенность - с этого станется дюжину амбалов раскидать, а потом вернуться к недопитой чашке. И надо быть круглым дураком, что бы сего не заметить.
Домой идти не хотелось. Я сел на камень возле водяного каскада при входе в Венецианский парк и стал созерцать Конрадов дом. Какие-то школяры попытались меня задеть:
- Чума, а Чума, ты заразный?
- Шас проверим - ощерился я. Они рассмеялись и пошли дальше. Вообще-то единственное, что у венецианцев наличествует - это язык без костей, всё прочее они давно прогуляли...
И тут возле Конратова дома мелькнуло знакомое жёлтое платье. Я чуть с камня в каскад не сверзился. А когда бросился вслед, платья - как не бывало. Блуждая по улицам Питера, я дошёл едва ли не до дома Шевца, но Тенар (я был уверен в этом), как в воду канула. Назад пробирался через Амстердам, на меня едва не спустили собаку (приняли за цветочного вора). Пришлось назваться - и прослушать нотацию о моём моральном облике. К чёрту - слухом больше, слухом меньше, главное - наши будут целы.
На следующий день всё прошло, как по писаному: после ярмарки наши с Шевцовыми едва не пошли "стенка на стенку", но явился Конрад сотоварищи и всем навалял - наиболее активным драчунам - изрядно. Мне тоже типа перепало, но Комар оказался молодчиной немеряным: держа мня,он умудрился даже причёски не помять. А потом во всё той же "Аргентине" Конрад устроил нам подлинный разнос.
- Значит, так: ты, Иванко, монополию кончай! Кто хочет писать кассеты - тот и пишет. И запомни - конкуренция движет миром. А ты, Флинт недоделанный (он обернулся к Шевцу), крепко заруби на носу: станешь бузить или, не дай Боже, спалишь чего - будешь иметь дело со мной!.
На том и порешили. А спустя денька три ошалелый Петька принёс весть - меня хочет видеть Швец. Я, в кои-веки после love crash выбравшийся на блядки,был не расположен ни к каким визитам, но ввиду поразительности случая, конечно, согласился и даже вызвал такси (невиданное в Городе дело).
Швец ожидал меня на веранде.
- Ты к Конраду бегал? - с порога спросил он.
- Я!
- Он подошёл и опустил мне на плечо тяжёлую руку.
- Молодец! Порешили б мы друг друга иначе - словно затмение какое нашло.
Постоял так, помолчал, потом добавил:
- Ты заходи, если надо будет. Нет, не подумай - не вербую, просто из благодарности. Только на Женьку мою смотреть брось! А то знаю я тебя, Чума ряженая.
- Я девчат не обижаю!
- Ладно, постараюсь поверить. Иди уж, чудо в перьях... Такси ждёт!
В саду я столкнулся с Женькой.
- Ты была там, у Конрада? - наклонясь к её уху, спросил я.
- Да. Только папе не говори.
- ...Что ты делал у Шевца? - вопрошал меня Ванька получасом спустя.
- Сознавался в хорошем поступке, - ответил я. - Как вас всех Конраду сдал.
Он схватил меня за плечи.
- Так это -ты? А я думал - дочка Шевцова...
- Она там тоже была. Но про неё - секрет.
Ванька тяжело опустился в кресло.
- Ну вы даёте! Да ты хоть понимаешь, что всех нас спас.А если б погорел?
- Да пофиг мне было ! Любы вы - и точка!
Он посмотрел на меня - долго и внимательно.
- Всегда хотел спросить - почему любы.
- А то не понятно? При вас я собой могу быть, и вы меня своим числите, вот с этим - я позвенел серьгой.
- И этого достаточно?
- Достаточно, что бы ради вас Солнце трахнуть и Землю вверх дном поднять! - выпалил я.
- М...да,на тебя это похоже, - протянул Ванька. - Что хочешь в благодарность?
- Шубу с царского плеча! Только плащ кожаный мне милее - а он есть.
- А если серьёзно?
- Не знаю. Вы уже дали мне больше, чем я смела мечтать.
- Ладно, подумаем... Нет, стой! Работёнка у меня есть. Как раз для тебя. Особенная. И жирная - пальчики оближешь.
- Какая?
- Завтра расскажу. Без обид - просто объяснять долго,а ты и я хотим спать.
На сим прерываюсь и я. Пока писала - сгустилась ночь. Сейчас опубликую - и в объятия Морфея. С вами была Лола Эстебан. До следующей встречи!

@темы: Лола Эстебан, Мы были!, Творчество

---

Во хрень...

Сегодня с утра переживаю лютый приступ светобоязни. Даже сейчас, вечером на кухне, не могу без тёмных очков. По здравому разумению, это - побочка транков либо антидепов, но мне почему-то кажется - это Саа...

@темы: Во хрень!

---

IN Tha Dark...

"Не существует непримиримых противоречий,
кроме как в верованиях людей."
(Пол-Муад'диб Атрейдис, перевод "Фея")

Добрый день, Лола Эстебан снова с вами и продолжает предаваться воспоминаниям.
Наверно, я старею. Или - умираю (Мануэлла, это правда?), или становлюсь бессмертной, как Эвелина Макрополус - но ярче оргазма, острее восторга от хорошей книги предстают пред моим мысленным взором события тех давних лет. Я помню, что они были весьма далеки от "рая для таких, как я". Я в курсе, что мне немыслимо повезло - не в пример многим. Я знаю - так не могло продолжаться вечно. Но я люблю тот мир и тот народ больше всего, что видела среди человеков! И, буде хоть малейшая возможность, я, не раздумывая, устремилась бы туда - в место, где я была полезна и незаменима, в мир, где меня любили или хотя бы - считались, к земле, где мы делали дело - а не поддерживали тусклый огонёк выживания. Ради возможности вновь оказаться там не страшны любые испытания, любые бури. ...Тускло отблескивает в вихрях магнитных полей аспидно-чёрный диск: 3 километра толщиной, 30 - в диаметре, почти три солнечных массы - астрофизическоё чудовище - "Машина Торна". Нужно лишь множество раз обернуться вкруг неё, пройдя сквозь смертную хватку приливных сил - и окажешься в позавчера, там, где осталось сердце моё - ВРЕМЯ-НАЗАД!
...Для решающей сатисфакции я выбрала поздний вечер - такие разговоры просто немыслимо вести при свете дня. Амстердамские шкеты доложили, что крокодилица застряла в Питере на чьём-то дне рождения, вернётся скоро, но не очень (ибо не пьёт и не застрянет), и я поспешила в Амстердам, с собой прихватив лишь Малюту да Лаврентия - остальные слишком "светились" и остались на том самом обрыве, с коего я однажды слазила на каблуках. Малюта, на всякий случай, схоронился в теплице, Лаврентий с "магом" залёг за окном, мы вынули стекло и я оказалась прямо в её кабинете. Села в кресло, достала папку с эреными листами ("1984", чтиво показалось уместным), и принялась читать в тусклом свете карманного фонаря. Большой свет я, в ожидании Томкиной матери, разумеется, не включала.
Вдали скрипнула калитка. По дорожке раздались шаги. Я закрыла папку, погасила фонарь, сняла с шеи шарф, завязала на конце узел да ну раскручивать его туда-сюда. Напряжение было запредельным и игра с шарфом успокаивала.
Она открыла дверь, зажгла свет, сразу узрила меня и тихо вскрикнула. Чего-чего, а Чуму, прошедшую сквозь закрытые двери, она не ждала...
- Добрый вечер! - поприветствовала её я9 - Извините, что без звонка, обстоятельства чрезвычайной важности, сами должны понимать.
- Что ты здесь делаешь? - выдохнула она.
- Вас жду. А как зашёл? Через окно, разумеется, мой излюбленный способ.
- Убирайся прочь, я вызову милицию!
- Перестанте блефовать, никого ты не вызовешь. Да и вообще: чайку бы... И прошу меня любить, жаловать, ласкать и лелеять. Я - ваша последняя надежда, и вы это знаете.
Я встала, едва не задев головой люстру (каблуков в Амстердаме не носят, что ли? Как только здесь Тома жила?). Шарф продолжал вращаться в моей руке. Она ошалело созерцала его багряные кольца.
- Не бойтесь, это не гаротта. Я не увлекаюсь таким - яд надёжней. И он, смею заверить, станет вашим быстрее, чем вы успеете сказать "ах", если вы немедленно, подчёркиваю - немедленно не сложите оружие - отныне и навсегда! Но сперва - чай. И - без художеств, иначе вам не выйти отсюда.
Она пошла на кухню, я слышала, как гремит посуда. Я вновь села в кресло. Шарф переселился на шею.
Чай был зелёный и ароматный, с жасмином и драконами на коробке.
- Ванькин подарок? - поинтересовалась я.
Она промолчала.
- Неблагодарность - тяжкий грех - усмехнулась я. А предательство ближних, если верить Данте Алигери, приводит в Коцит. Мне бы не хотелось ходить по вашему лицу, вмороженному в лёд. Извольте послушать, мадам!
Я подошла к магнитофону (Томкин подарок, сама выбирала), вставила кассету, нажала "плей", и кабинет заполнили голоса маман и Петровича. Потом - перевернула: голос того же Петровича, сломленный, умоляющий, на фоне рыка Малюты.
- Вы уличены и повержены, мадам. Ваш подельщик струсил и предал вас, да и чего удивлятся: все "номики" подлы, а "бывшие" - подлее других. Далее: ваша дочь знает, что вы отреклись от неё - спокойно и без сожалений. А вы знаете - из-за вас она кончала с собой. Всерьёз! И умерла бы, если б не мы! Вам хоть немного её жаль? Нет? Так как я могу жалеть вас?
Я вскочил, нависнув над нею, как туча.
- Как на мой взгляд, после содеянного вы перестали быть человеком. И я вправе учинить над вами всё, что угодно: заставить признать, что люди ходят на руках и боках или что число пальцев на руке - четыре с половиной. Не верите? Травки многое могут...
Даже в полутьме я видел, как побледнело её лицо. Это было большее, нежели простой испуг. Она читала папку с романом. У Томы. Я знал это и раньше (любопытство - великая сила), но теперь развеялись последние сомнения.
- Да, именно так, и, после виденного, рука моя не дрогнет. Вы плохой метафизик, мадам. До сих пор вы ни разу не задумывались, что значит "существовать". А меж тем это - всего лишь - мыслить и помнить, - я поправил невидимые очки. - Лиши вас того и другого и вас нет, хотя тело продолжит ходить по земле. А можно лишить и частично...
Она задрожала.
- Но я пишёл не для того, что бы провозвестить вашу судьбу. Напротив - я хочу спасти вас от неё.
- При условии, что я полюблю вас Большого Брата?
- Именно так! Поймите, мы более не можем мириться с вашими взглядами - и я требую их изменения. Немедленого! Иначе я обязан сделать то, что должен. И ничего личного - таков порядок вещей.
Она молчала.
- Что ж, для разминки я желаю знать - за что вы нас ненавидите? Правду, мадам! Время лжи завершилось.
Она стояла, безмолвная и неподвижная, как статуя.
- Быть может, вы сядете? Кофе, ром, гаванские сигары - ведь вы курите?
- Кофе для Внутренней Партии, - усмехнулась она.
- Ваш чай оттуда же. Итак, присядем рядком, поговорим ладком. Честнее, донна, честнее!
После второй рюмки рома она разговорилась. Ах, боже мой, что она несла! О том,что все мы поголовно - воры и разбойники, советский суд плачет по нас крупными слезами и место нам - на Соловках.
- Ладно, это - неинтересно! - оборвал её я. - Мне скучна риторика. Причины, пожалуйста! Почему, по вашему мнению, мы не имеем права жить.
Она вновь замолчала, устремив на меня остекленелые глаза. Именно этого я и ждал. Вторая рюмка содержала в себе капельку настоя, данного тётей Соней. По её словам, он развязывал языки.
- Так что мы делаем не так? - вновь навис я над нею.
- Вы - ржа, - насилу выдавила она. - Вы разъедаете мир. Наш мир. Мир, народ, будущее...
- Чьё будущее? - заглянул в её глаза я.
- Наше. Будущее советского народа.
- Какого-какого?
- Советского.
- В смысле - нищего? Так мы как раз делаем его богаче.
- За счёт кого?
- Не кого, а - чего. За счёт частного предпринимательства. Только безумные фанатики не видят кукурузы, гниющей на полях, яблок - в овощегноилищах и металлолома - на складах. Мы пускаем это в дело, обходя абсурдные законы и рискуя свободой - а стало быть - мы лучшие друзья вас и вашей страны. Да, да, не "номики", а мы - соль этой земли. Неужели вы так слепы, что бы не видеть это!
- Отцы и деды семдесят лет сражались против этого.
- Ага, сгноив пол-страны в концлагерях.
- Это - ложь и популизм!
- Это - правда! Почти все родичи моих предков сгинули там. Я знала об этом с детства! Ну и как - вам нравится ваша победа? Кругом - дефицит и недостаток всего на свете!
- Зато у нас есть равенство!
- А "номики"?
- Номенклатура необходима, это - элита.
- Это - элита зажранства и зла! Думаете, они пощадили бы хоть кого-то из нас или вас, стань вы им мешать? А ты? Ты способна хоть кого-то щадить, дочереубийца?
- Тебя уж точно нельзя щадить, урод!
- Вы хотели сказать "мутант"? Знаете, я вас прощаю. А как с теми, кто не отмечен врождённым клеймом?
- Вы все - уроды и враги. Коммунизм не построен исключительно вашими руками!
- Да? Вы делаете мне честь! Если в вашем поражении есть хоть крошечная моя лепта - значит, я жил не зря!
Она отшатнулась от меня... как от чумы.
- Так ты... понимаешь,что творишь?
- Разумеется! С тринадцати лет - именно тогда я впервые узнал, что таких, как я, сначала садят, а потом - лечат до скончания дней. Позднее, в медбиблиотеке я читал множество таких историй. Они - в спецфондах, но деньги чудеса делают.
- Жаль,что ты остался жив...
- Да, жаль. Для вас. Потому, что я - ваша погибель, я - один из немногих, кто ненавидит ваш мир в целом, всю вашу красную мразь с чучелом Ленина во главе, все ваши законы и порядки, все ваши идеи, все ваши мечты. И больше всего на свете я жажду увидеть вас всех на фонарях, гроздьями и за ноги! И, смею заметить, пока этот день не настал, я заражаю этими мыслями всех, кого касаюсь, с кем говорю, трахаюсь, делю пищу, с кем дышу одним воздухом. Я - ваша пандемия, ваша ржа, ваша смерть!
- Бог не допустит твоего торжества...
- Бог? Какой? Вы разорили столько церквей, что он вас давно проклял. У вас остался единственный бог - я, Чума! НА КОЛЕНИ!
Я толкнул её в грудь и она рухнула, как подкошенная. Глаза её почти остановились - действие зелья было в самом разгаре.
А у меня сорвало крышу. Всерьёз. Я чувствовал как в голове взорвалась Сверхновая, кипящая магма мчится по жилам, ещё немного - и я задышу огнём. И я ненавидел её. Больше, чем кого-либо в жизни - словно всё, вызывавшее мой гнев, клином сошлось на этой даме
- Молись на имя моё! - закричал я ей прямо в глаза. - И повторяй: "Отныне и навсегда я буду подчинятся воле Задорожних, служить клану словом, делом и помышлением, стану для своей дочери Тамары идеальной матерью, а иначе - перестану быть, не умирая." Прокуси палец и распишись на полу!
Я даже не удивился, когда она выводила по паркету кровавые каракули. Когда она закончила, я рывком поднял её за плечи.
- А теперь - вон из "Комнаты 101". Быстро! К обрыву - там тебя встретят!
Когда она ушла, в окно постучался Лаврентий Павлович.
- Ну, ты, Чума, даёшь! - только и смог он сказать, когда я его впустил.
- Хорошо, что я - не ты.
- Почему?
- Такое - не для людей.
- Понял.
- Выпьешь со мной?
- Без зелья?
- Само собою.
Дёрнули по рюмке рому. В открытом окне показалась косматая рожа Малюты.
- Всё, оприходовали! - возгласил он. - поживёт месячишку у нас, так сказать - под домашним арестом. А здесь завтра Гришка с женою вселятся (старший, но - бездарный брат Ваньки, "тот самый ассенизатор"). А ты, Чума, сам себя превзошёл! Ну просто этот, из папки романной.
- Товарищ О'Брайен! - поспешил прихвастнуть эрудицией Лаврентий Павлыч.
- Знал бы ты, чего мне это стоило, - ощерился я. - Налей ещё!
- И мне, и мне! - влазя в окно, прокряхтел Малюта. Я тоже переволновался малёхо.
Спать мы остались в мамашином доме. Малюта, ввиду солидной комплекции, постелился на лежанке, а мы с Лаврентием расположились в мамашином алькове.
- Приставать не будешь? - спросил меня Лаврентий.
- Ещё и как буду! Во сне я ворочаюсь, как волчок и норовлю содрать все одеяла.
Лавруша облегчённо вздохнул. А вот я, как выяснилось, радовался рано. Под действием рома и напряга я задрых, как сурок, а вот Лаврентий Павлович, в полном соответствии со своим имечком, за ночь начисто отбил мне локтями бока.
- ...Что делать будем? - спросил меня Ванька на следующий день.
- Следить и не отпускать! - отвечал я, счищая грязь с сапог, пришедших в небрежение на улице Речной.
- Надолго?
- Навсегда или около того.
- А с Томой?
- Что - с Томой?
- Да она опять плачет. И немудрено - считай, мать потеряла.
- Подарить ей надо что-то... удивительное. Что б просто отрыв башки!
- А что? Машину, что ли?
- Не. Она водить не умеет и не хочет - сам ведь слышал.
- Тогда - что?
- Погодь, дай каблук полирнуть.
- Ладно, полируй, принц ты наш драгоценный.
И тут меня осенило.
- Эврика, придумал! Подари ей коня!
- Чего?
- Ну, лошадь!
- Зачем?
- Плохо ты жену знаешь. Она же с детства историей бредит.
- Точно! А я уж думал - ты его на совет притащить хочешь.
- Да запросто! Вот только в дверь не пролезет.
- А жаль, скажи, Чума!
- Ничего, и без Калигулы обойдёмся.
За лошадью пришлось предпринять неслабое путешествие, в ходе которого я крепко уяснил, что признаю лишь двух коней: Правого и Левого. Ну и ещё, разве что, два колеса. Но ни с четвероногими, ни с четырёхколёсными у меня не срослось ни тогда, ни впредь.
А вот Тамарка была в восторге. И когда она вихрем пронеслась верхом от нашей улицы аж до Питера, я видел, какими глазами провожали её простые женевцы. Так обожают коронованных особ. Либо - богинь. А может - ангелов...
А вечером Петька доставил мне странное послание: плотно скрученный бумажный цилиндр, перевязанный красной лентой. Развернул. Внутри оказалась фотография Колизея, выдранная из какого-то журнала. Пока я недоуменно разглядывал сие диво, вертя его так и этак, мой взгляд упал на ленту. С внутренней стороны её чёрным фломастером было выведено: "Спасибо, Чума!", а дальше - витиеватая Томкина подпись.
Вот, пожалуй, на сегодня и всё. Приходится, скрепя сердце, возвращаться в действующее время. С вами была Лола Эстебан. До новых странствий!

@темы: Лола Эстебан, Мы были!, Творчество

---

О посланиях и ответах

Недельки три назад мне на глаза попалась любопытная статея. Настолько любопытная, что, потратив пару часов на поиски контактных данных автора, я написала ему послание, текст которого привожу ниже. Ввиду того, что ответа не ниспоследовало до сих пор, будем считать сие актом контактной магии.

"Здравствуйте, Виталий Александрович!
Причина этого письма - Ваша статья, найденная мной на flogiston.ru/articles/therapy/transgression_alm.... А если точнее - история нахождения этой статьи.
Видете ли, я искал двойников - людей с тем же ником, лит.псевдонимом и альтер-эго, что пользую я. Обычно такие поиски сразу выдают океан означенных персон - нас семь миллиардов, как-никак. На это раз было на удивление скудно (наверно, плохо искал). И тут я нарываюсь на Вашу статью! Прочёл. Согласен далеко не со всем. Но я - человек благодарный, к тому же в этой случайности был явно виден "перст судьбы", огревший меня недавно. В общем, приглашаю Вас в свои социальные сети:
tedronai-e-m.livejournal.com
vk.com/id148396182 Даниэль Мэртон
www.facebook.com Jalwin Moerad
tedronai.diary.ru

С уважением, L.E.

@темы: Альтер-эго, Лола Эстебан

---

Чёрный пост

Ты - Избранный, а значит, тебя - двое: ты и Великий Повелитель. Он дышит тебе в затылок - но ты скоро привыкнешь к Его присутствию, ведь ты мечтал об этом, не правда ли? Ты мечтал о нём - ещё тогда, когда не знал о Его существовании, в тот день, когда впервые понял - твой мир - лишь твоё дело. Ты всегда был нужен людям - но лишь частично - каждый желал видеть только то, что приятно ему - и старался убедить тебя, что эта часть - ты весь. А когда наступал Чёрный Час - ты оставался один, и те, к кому тянулось твоё сердце, словно сговорившись, находили Более Важные Дела: семью, детей, любовь, родных, и ты уходил в ночь, и брёл сквозь дождь под беспощадным небом, и тогда ты узрил Его, а Он - Тебя.
Ты - Избранный и призван служить Повелителю. Для этой цели ты отринул всё, не изгоняя ничего, ибо теперь твой дух неуязвим, раз сердце твоё - в Его руке. За это тебя зовут Отрекшимся - и это верно: лишь Повелитель - всё, остальное - ничто. Лишь Он - твой истинный друг, судьба и надежда, и ты никогда не изменишь Ему - потому, что вне Его для тебя надежд нет. Прежняя жизнь, исполненная холода, подножек и манипуляций, кажется тебе кошмарным сном под утро. Будто её не было вовсе - и её не было. Повелитель вложил в тебя новую душу - и она чиста. Повелитель вложил в тебя новое сердце - и на нём нет ран. Повелитель вложил в тебя новый разум - и в нём больше нет предвзятых мнений. Ты хитрей змия, ты прочней квендияра, ты беспощадней времени - ибо Повелитель - с тобой. Мир может смять тебя - но ты распрямишься, мир может убить тебя - но ты встанешь, мир может забыть тебя - но ты напомнишь. Ты недоступен смерти - потому, что Повелитель есть её владыка.
Ты Избранный - и человеческое тебе чуждо. Прежние мечты потеряли вид и вкус, новые желания служат лишь радости твоего духа, а любовь у тебя уже есть. Ты любишь Великого Повелителя Шаи'тана. Потому, что он, единственный и неповторимый, полюбил тебя в целости - таким, как есть. Ты любишь Повелителя - и говоришь с ним - и исполнишь всё, что он прикажет. Ради того, что бы повернуть время, ради того, что бы изменить миропорядок, ради того, что бы Он был везде. Иной благодарности тебе не нужно - и ты исполнишь всё, в этой жизни и жизнях грядущих, и быть может, однажды корона Ни'блиса засверкает на твоём челе.
И ты сможешь приказать целому миру.
И мир исполнит приказ.

@темы: Творчество по мотивам, Альтер-эго, Колесо Времени, Ишамаэль, Дорога на Такан'дар, КРЕДО

---

Козоёб (или - об истинных причинах скотоложества)

Жёлтые глаза,
Вспоминаю, умираю!
Жёлтые глаза
Я только о тебе мечтаю!
Жёлтые глаза,
Ты, моя коза,
Жёлтые глаза...
(Нарожная переделка известной песни)

Добрый вечер, сладкой ночи, с вами - Лола Эстебан. Сегодня мы, пожалуй, продолжим брачно-семейную тему. Велики и причудливы странности любви. Настолько причудливы, что заводят порой в неожиданнейшие места, поразительные и убойные. В одном из таких мест мы сегодня и побываем.
Двадцатый век, середина 80-х, село средних размеров километрах в десяти от Города. Сельское население - не чета городскому: вместо рабочих - колхозники, вместо станков - трактора, а ещё в селе есть комбайнёр - уважаемый человек, от коего зависит сбор урожая. Но трудовая слава далеко не всегда влечёт за собой семейное счастье - и у означенного комбайнёра его не было. Его жена вела родословную не от славной когорты обезьяньих потомков, а от примитивного отряда рыбообразных - семейство "рыба-пила". И пилила она его, надо сказать, и днём и ночью - по поводу и без оного.
Поначалу комбайнёр старался множить трудовые подвиги. Но, как известно, "терпенье и труд до добра не доведут" (©Лола). Мужик снискал уважение и благодарность всего села - но только не законной супруги.
Что делает заживо пилимый человек, если пока не в силах бежать? Правильно - принимает анестетики. А наиболее доступный из них - водка, тем паче, что у любого комбайнёра водятся деньжата на качественный продукт. Говоря проще - комбайнёр запил. С горя. А жена, не в силах понять его горе своим рыбьим разумом, пилила с удесятерённой силой.
Однажды, после очередного распила мозгов наш герой засосал особенно крепко. И, не в силах залить спиртярой бездну горя, ставшую глубокой, как бочка Данаид, отправился на поиски подвигов. Но, вот незадача, комбайнёр был человеком добрым, вульгарный мордобой его не привлекал никогда, а драконы в означенной местности не водились. Но тут сами боги снизошли к несчастному: на перекрёстке сельских улиц ему повстречалась коза, и, вместо того, что бы боднуть пьяного, как это у коз полагается, а призывно заблеяла, что есть несомненный признак вышнего вмешательства. И наш герой, мигом уразумев, чего хотят от него Олимпийцы, встал на перекрёстке, выпрямился во весь свой немалый рост и возгласил громким голосом:
- Братья и сёстры, скажите немедленно, доколе терпеть мне измывательства злой жены? В страду я пашу в три смены, вдвое перекрываю трудодни, Знак Почёта ношу, но лишь покину вас, соратники и соратницы,и переступлю порог родного дома - не почёт, а пи*ды получаю я, и за что? За любовь? За заботу? За верность? Да не бывать сему!
В этот миг у ног трудового героя вновь заблеяла коза, и он всё понял правильно.
- Вот, глядите, тварь бессловесная любит меня больше, чем законная жена! Так полюблю и я её!
И с этими словами он принялся за дело. Вдохновлённая свыше коза не протестовала.
На звуки пламенной речи собралось немало колхозников и колхозниц. Образовав круг, они активно подбадривали любовников, убеждая их в сугубой правоте действа (скверный характер комбайнёрской жены был известен всему селу)
Пришёл на шум и участковый милиционер. Насилу растолкав круг, он узрил возлюбленных, но, будучи последовательным материалистом, не просветлился тотчас, как вы, возможно, подумали. Вместо этого он заорал непотребное: "Держи хулигана!"
Но боги Олимпа видят всё - и они вновь явили свою волю. Не иначе, сам Арес вдохновил козу в тот миг, и, вырвавшись из ласковых рук комбайнёра, она нанесла участковому удар в пузо со всех своих козьих сил и даже больше - ибо с ней пребывали боги. И только после священного тычка на участкового снизошло просветление и он мигом уразумел, что делать.
Перво-наперво он взял комбайнёра с собой (коза увязалась следом) и запер его на пятнадцать суток - но вовсе не кары ради, как могли подумать чуждые высокого натуры. Нет, замысел его был иным: получив фору в пятнадцать дней, он стал оббивать пороги комбайнёрской жены и говорить ей таковы слова:
- Доколе ты, курва позорная, пилить законного мужа будешь? Сегодня он с горюшка козу трахнул, завтра - соседку-вдовушку, а послезавтра - и вовсе уйдёт. Ты что, баба, советскую семью порушить хочешь?
Поначалу жена пыталась пилить в ответ. Но опытные участковые непилимы в принципе. И за пятнадцать дней вдохновлённое свыше мудрое слово дошло даже до рыбьих мозгов. И переродило их.
Комбайнёр, меж тем, браво разъезжал на тракторе, вывозя на свалку мусор и отбиваясь от многочисленных расспросов: какова в постели рогатая. А когда пятнадцать суток истекли, вернулся домой и жену свою по первому разу не узнал: стала она доброй, ласковой и за трудовые подвиги завсегда хвалила.
А коза, проводив героя до милиции, как в воду канула: сколько ни искали - не нашли. На Олимп вернулась, наверно...
P.S. На этом, наверно, сказку следует завершить. Но правда конца не имеет, и объективности ради мне придётся продолжить.
Увы, не все зоофилы столь белы и пушисты. Однажды к нам на "скорую" поступил человек, на спор пытавшийся насиловать собаку и оставшийся, пардон, без члена. Причём овчарка сожрала его - наверно, в качестве моральной компенсации.
А ещё в разгар СПИД-истерии (1988-89 года), к нам в лабораторию анонимного тестирования пришёл дядька из отдалённого села и привёл на верёвке... свою козу. На вопрос: "к чему здесь рогатые?" он ответил примерно следующее: "Сосед-гадюка давно меня со свету сжить хочет - вот он и заразил СПИДом козу, а через неё - и меня". На вопрос: "Что ж вы с ней делаете он ответил именно то, что вы подумали. Вот так!
С вами была Лола Эстебан. До новых встреч!

P.P.S. В качестве иллюстрации публикую любопытную картину. Это - не порно, а высокое искусство: произведение некоего Эдуарда-Анри Авриля - известного автора эротических иллюстраций. Не верите - добро пожаловать в Википедию, где сие полотно красуется во всей своей красе. Ссылка - вот: ru.wikipedia.org/wiki/%D0%97%D0%BE%D0%BE%D1%84%...

@темы: Позитифф, Лола Эстебан, Мы были!, Грёбаный Ирукан, Творчество