Порой выход возможен лишь через трещину в мироздании. И да не дрогнет рука расколоть его, как орех! (©Элан Морин Тедронай)
Эта история напугала меня в детстве так, что годы и годы спустя мне было затруднительно вспомнить её в целости. Помнится, меня всегда удивляло: с чего это старые люди считают опасным одиночный поход в лес именно по грибы, а не, скажем, по ягоды? Само собою, я приставал с расспросами - но, к удивлению моему, наткнулся на гробовое молчание, что ещё больше подстегнуло моё любопытство. В конце концов, колхозный лодочник дед Остап, по каким-то своим соображениям определив во мне "непростого", решил поведать мне причину этого запрета - и рассказал бывальщину из разряда "сокровенных". Её я вам здесь и привожу.
читать дальше, ежели не страшно!
Дело было "за пана Опенька" - в некоем неопределённо-древнем времени. У нашего городского краеведа была, правда, своя гипотеза относительно народных датировок. Согласно ей "времена царя Гороха" относятся к Трипольской культуре, а "пана Опенька" - ко временам меж нею и древней Русью, когда славяне ещё не пришли, а местные леса населяли финно-угорские племена. Это похоже на правду, так как средь коренных приреченцев едва ль не каждый четвёртый носит фамилию "Фоя" либо - производную от оной, что отсылает нас к народам не-индоевропейским. Так что события, описанные здесь, происходили одновременно с Троянскою войной, а то и с постройкой египетских пирамид.
В пользу сугубой древности бывальщины говорит и явный страх перед природными силами. Как известно, в историях "запорожских времён" козак не боится ни нечистой, ни неведомой силы, а мельник запросто дружит с водяным (коему, если верить научным реконструкциям, в седую старину человеческие жертвы приносили). Здесь этой "козацкой лихости" нет... но я отвлёкся.
...Давно то було... Так давно, что лет никто и не упомнит. До козаков, до князей, до всего, что человеку ведомо. Ни ляхов, ни жидов, ни кацапов, ни басурман в те дни не было и помину, да и украинцы ещё не народились. Но какие-то люди здесь жили, а какие - то одному Богу ведомо...
Плохо жили они. Говорят, даже железа не знали. И - справной хаты. В норах-землянках ютились, что звери лесные. А уж лесов-то в округе было - сплошь: и здесь, и за рекою и за сто вёрст отсель. Древних, тёмных, непролазных... И заправляли в лесах тех силы такие, что нынче и помину нет: недобрые, неведомые. И не было у людей тех ни хитрости, ни оружия к порядку их привесть. Это теперь справный мельник либо - лодочник русалкам наказывать может, а раньше, в те дни, что б запруда стояла - человека топили... Говорят, сам Великий Звір ещё не народился - от того по лесам не было ладу. Много чего бают - тёмного да страшного... Но речь сейчас не о том.
Стояло здесь в ту старовинную даль на месте Приречья некое другое село - и жила в том селе дивчина - как говорят теперь - "пацанка-пацанкой". Оно, вроде и неплохо, особливо ежели жизнь тяжела - да только своевольна была та дивчина сверх всякой меры, и любой мудрости-предостережения не слухала.
А вокруг неё парни - так и вились. Оно и не диво - парни до таких девчат страсть как охочи: от лихого да смелого чары исходят особенные. Ну а дивчина, стало быть, перебирала харчами, что и в наши дни сплошь и рядом встречается.
Более всех увивался за нею некий парубок, назовём его, скажем, Иванком - как его насправди звали, даже умруны с кладбИща не ведают. Лихой он был охотник, уважаемый. А, к слову говоря, люди те поле не пахали вовсе - лишь по лесам охотились да собирали, что Бог пошлёт. И рушниц у них не было - стрелы да копья одни, да не о том речь.
А о том, что морочила его дивчина всячески и, как теперича говорят - "провоцировала". Достань, мол, орехов, да из беличьего дупла на высоченном дереве, а нет - сама слажу и достану! Он-то рад стараться - да не одну шишку набил: знамо дело, у каждого человека талант свой: кто лазать горазд, а кто медведя сам-на-сам сдюжает, и сочетается то не всегда. А дивчина специально такие задачки парню задавала, в коих она - проворнее, либо и - вовсе неисполнимые.
И опосля того, как чуть не утопил парня Батька-Сом, коего дивчина наказала изловить, попытался парню башку вправить брат его младший, из себя непростой.
Был у Иванка брат - и был у него талант ворожея и перевертня, как говорят нынче учёные люди - шамана. По молодости настоящим волхвом он ещё не стал, да и не торопился - на охоте колдовскрй дар тоже полезен. Но прозорлив был братик весьма - хоть по неопытности и не мог справно объяснить предчувствия свои.
И как-то раз говорит он брату: ой, чую - погибели ищет девка твоя!
- Ищет - да не находит, за что и люблю, - отвечает Иванко.
- Ещё чую - сложишь ты из-за неё буйну голову, братка.
- А вот того не боюся, так как без ней мне жизнь не мила.
- Зря ты так! - отрезал младший братик. - Потому, что чуется мне, хоть и верить неохота: ежели вы оба сгинете - весь род наш за собой в могилу уволочёте!
- А вот это вряд ли! - отрезал Иванко. - Моя жизнь - лишь моя и никого я за собою на лихости свои не тяну. Да и она - тоже...
- Кроме тебя...
- Своей охотой влюбился - своей и иду! И больше об том говорить нечего!
Так и разошлись.
Меж тем настала грибная пора. Это сейчас грибы - забава, потому как у нас хлеб есть, да лук с морковкою, да корова со свиньёй в стойле, а в те дни грибы с ягодами, дикий мёд да дичь с рыбой - главный харч. Собирали все! Впрочем, и грибов тогда водилось поболе нынешнего.
А не соберёшь, не заготовишь - всё, каюк! Думаешь, это лишь в сказках злая мачеха младшую дочь на мороз выгоняла? Так и було, ой, молодыку, так и було! Как Вихола заметёт да голодуха настанет - гнали на смерть и стариков древних - и детей малых, что б, значит, охотники да матери ихние выжили. А бывало: и ели людей и от того - чудищами становились. Я вот недавно книжку из библиотеки читал, про индейцев - так, оказывается, у них в старину было то же самое: убьёт человек человека, что бы съесть - и превращается в чудище, Вендиго именуемым. Так и у нас було - но это уже другая история...
А собирать неважно что, но особливо - грибы, не одному надо, а не меньше, чем по трое, ну, в крайнем случае - парой. Относительно ягод - то понятно: в медведе дело, он малину страсть как любит и одиночного человека задрать горазд. Но ты про грибы пытав, правда? А с грибами - дело особенное: нельзя - и баста! А почему - говорить не принято, дабы лиха не накликать, хотя в нонешние дни это уже не столь опасно... Ты задумывался когда - что такое гриб?
- Ну, растение... - говорю я.
- Ага, вроде ёлки?
- Нет, другое...
- А кому он роднёй?
Я задумываюсь - и не знаю, что ответить.
- Хорошо, а почему в сарае пол гниёт?
- Грибы проросли...
- А чего хлеб плесневеет?
- Тоже грибы. Мелкие...
- А видал, как на живом дереве грибы растут?
- Само собою, болезнь то древесная.
- А сколько народу от ядовитых грибов померло, знаешь?
- Много, наверно...
- Вот именно! Грибы - они к смерти ближе, чем к жизни. К разложению, к гнили... Но - слухай дальше.
Сбор идёт, все по лесам, и, само собою, друг перед дружкой хвастают. Однако сложно то: большая-то корзина - общая. Ну, можно найти здоровенный гриб всем на диво - так ведь то удача, везение - а не мастерство. А дивчина наша во всём хотела быть первой, а особливо - ухажёрам своим нос утереть. И стала хаживать по грибы одна, да не столько сбору ради, сколько в поисках грибов отборных, особенных, невиданных. Заприметил то её батька - матери-то у ней не было, померла от застуды, да и говорит дочери:
- Недоброе ты делаешь! Сбор грибов - жизнь, а не забава! Пока ты здоровенный гриб шукаешь - с девчатами вместе сотню бы найти могла!
- Что хочу - то и ищу! - отвечает дочь. - С меня и без грибов польза великая. Я с тобой на охоту хаживаю, не то, что некоторые девчата, так что заслужила я право покуражится.
- Оно-то и так, - молвил отец. - Да не дело это - одной - да по грибы...
- А с чего это вдруг?
- Да мало ли чего, люди так говорят, да леший такого не любит, заведёт ещё...
- Ну и пусть заводит - не боюсь я его! Да и не было такого, что бы леший кого до смерти уходил. Покуражится - и отстанет.
- Оно и верно, да три денька по лесам - не мёд. С лица спадёшь, а то и простынешь.
- Не глиняная, не растаю, это пусть неженки всякие боятся!
- А ежели кикимора?
- В болоте грибы не растут, то пусть клюквенников заботит!
- Да, но есть ещё и звери. Волки там, медведь...
- Ну ты и насмешил, папенька! Лето да день на дворе - чего волкам к человеку лезть? А медведь - он лишь ежели его в малиннике врасплох застать - кинуться может, да и то, ты же знаешь, нож у меня бронзовый есть - и владею я им преотменно!
- Ой, зря ты! Вон Васька Бобровицкий тож в одиночку на медведя хаживал - пока его косолапый не заел.
- Так ведь я медведя догонять да бить не стану!
- Всё равно: по грибы в одиночку - дело опасное!
- Но почему?
- Знающие бабы говорят...
- А тебе, значит, причину не сказывали?
- Вроде того... Видать, спрашивал мало.
- А если не сказывали - нет причины вовсе!
На том и разошлись. А нам тут объяснение сделать пора. В те чужедавние года по сёлам верховодили исключительно бабы: по ним род считался, они все дела решали, а мужик - он лишь для охоты-рыбалки пригоден, ну, или для сбора тех же грибов, если уродили непомерно. Мужей тоже - лишь девки выбирали, а не наоборот. И знания всякие, предания сокровенные, передавались лишь по женской линии и баять их имела право лишь старая женщина. Ну, ещё знатоком преданий тех мог быть колдун природный - но научали его тоже бабы. Так что знать тайну о грибах вдовец-папаня ну никак не мог, а дочь его ещё не вошла в нужный возраст для посвящения, как, кстати, и младший брат Иванка - колдун молодой.
И пошла дивчина одна по грибы снова и снова, но, зная о том, что старые бабы могут за такое и в клуне запереть - наказала парубкам врать: мол, с вами хожу. А они, дурни, и рады стараться...
Приносила она додому грибы невиданные, здоровенные да чуднЫе - всё село на них сбегалось смотреть. А на вопросы "где сыскала?", отвечала просто: "В лесу! Глаз намётанный надо иметь, а места мои - самые обычные."
Врала она! Не в обычные места путь её лежал, а самые что ни на есть заповедные, куда людям ходить - зась! "Табу" по-учёному. Места те всяк человек кожей чует: либо чащоба непролазная, либо деревья мёртвые, либо гниль на деревьях. Плохо в тех местах человеку - всякая жуть чудится. А какая? Да сейчас и расскажу.
...Тут я просто обязан разбавить сказочную жуть толикой научного материализма. Одно из таких "гиблых мест" мы с дедом нашли. Выглядит оно действительно жутко: в глубоком, тёмном распадке деревья мёртвые и сплошь грибами уродскими поросли. Как объяснил Краевед - такое бывает от скопления газа: когда-то там было болото, потом высохло, поросло лесом, а как деревья вокруг ветру путь закрыли - газ скапливаться стал. И ежели вздремнуть там в безветренную погоду - будут тебе и видения, а после - и сама смерть с грибами напополам. Но - вернёмся к бывальщине.
...Однажды пропала дивчина. До темноты не вернулась, и засветло - тоже. Сперва думали - в заимке охотничьей заночевала, потом - что её там хворь взяла. Обшарили все лабазы - ни следа. В лесу искали - нету. К ворожке побёгли, а она, сколько в кадку с водою не всматривалась - так и не увидела ничего. Всё, говорит: допрыгалась дивчина, вперёд наука! Не иначе - дядько леший решил её проучить и насильно взял в наймы. Если так - к зиме вернётся. А если нет... - и замолчала.
Про грибы-то ей парубки не сказывали - божились, мол, с ними была, а потом по ветренности своей одна додому ускакала - хвастать. А чего они сделали так? Да стыд заел - в многократном обмане сознаваться совестно, а особливо в том, что ведать они не ведают: где она была да где её искать.
От вестей тех Иванко ошалел, что безумный, особливо ежели учесть: про её одиночные походы за грибами он не ведал, потому, что именно у него дивчина хотела зависть вызвать - и тем парубкам, что с нею в сговоре был, наказала его в дело не посвящать.
С неделю бегал он, как оглашенный, ночи не спал, по лесам рыскал вместе с братиком своим младшим, да всё орал: отобью, мол, дивчину, хоть от лешего, хоть от кикиморы, хоть от дидька лысого, хоть от самого Полоза!
И вот однажды, когда братья заночевали в лесу у костра, привиделся Иванку сон.
Стоял он во сне средь чащобы непролазной у дерева гнилого, чуднЫми грибами поросшего. И идёт к дереву тому дивчина его с лукошком. Парень её звать - ан нет, не выходит то во сне. Дальше глядит.
Подходит дивчина к дереву и тут перед нею прямо из земли гриб чудной вырастает, из себя вроде... ну, срамного места, и голос слышится:
- Люба ты мне, ой, люба...
- Кто здесь? - окликает дивчина.
- Я здесь, над всеми грибами хозяин.
- А чего тебе надобно?
- Красы твоей, любви твоей. Задолжала ты мне, вона сколько детей моих тобою собрано...
- Не хочу я тебя, чудо лесное!
- Ой ли? А кто меж парубками самого лучшего искал, да не нашёл? Так вот он я!
И выходит из земли красавец писаный, молодец удалой, косая сажень в плечах, бел лицом, чёрен волосом. Дивчина аж ахнула.
- Ну как я тебе?
- Спрашиваешь... Но всё равно - мы ж знакомы едва ль. Да и как я тебя батьке покажу?
- А ты всё ему показывала, аль таила чего? Таила ведь, знаю... И место это, и то, что ходишь ты сюда.
- Ну, это ещё не повод свататься! Что можешь ты?
- Да что изволишь?
- Можешь сухую ветку живою сделать?
- Да пожалуйста! - и гнилой пень вмиг расцвёл.
- А живую - сухой?
- Сколько угодно! - и цветок в волосах дивчины стал сухим, словно зиму стоял.
- А это... злато, что из дальних краёв через десятые руки к нам порой попадает, у тебя есть?
- Да навалом! - и земля вокруг дивчины стала золотой.
- А медведя добыть?
- Одно мгновение! - и тотчас с рёвом из чащи выскочил медведь - и рухнул замертво.
- Да, теперь вижу - знатный ты молодец! - Только этого мало. Вот придёшь в село, всех парней одолеешь - тогда и твоя буду!
- Да уж приду, завтра же, на рассвете! - расхохотался молодец. - А пока: быть может, один поцелуй я уже заслужил?
- Быть может - и заслужил... Если не обманешь, конечно.
- Что ж, коли так - забирай золото, что у ног твоих, а поцелуй - сейчас!
- Идёт!
Подошла дивчина к молодцу, сперва злато в лукошко собрала, приподнять попыталась. Ой, тяжёлое, значит - настоящее. А потом - чмок молодца в щёку!
Глянь - а она здоровенный да старезный гриб целует! Отшатнулась дивчина, лукошко выронила - а из него заместо злата жёлтые поганки посыпались! Оборотилась - а вместо медведя дохлятина лежит, старая-престарая, и сквозь неё грибы растут. Кинулась бежать - да ноги не шевелятся. Глядь на них - а они плесенью да грибами к земле приросли.
Закричала дивчина криком, выхватила нож бронзовый - и ну грибы те шматовать! Да только из земли всё новые прут, ужо и по ногам подымаются. А из-под земли голос раздался - как смерть: древний да скрипучий.
- Поздно, девица, подарки - не отдарки! Быть тебе теперь моею до скончания веков! Да ты не плачь - не одна будешь, много у меня таких... Думаешь, откуда берутся грибы вредные да ядовитые? Это - будущие детки твои!
Как сказал то - так и обратилась дивчина деревом трухлявым - и из ней грибы выросли.
Заорал сквозь сон Иванко благим матом, брата разбудил и сон ему тотчас выложил. И, по браткиному совету, побёгли они к древней ведовке, что в лесу жила и которую всё село побаивалось.
Выслушала ведовка Иванкин сон, покачала головой и говорит:
- Правду ты видал, так оно и бывает. Взял её в своё племя царь-Смертоносец, над всею гнилью-плесенью, грибами да отравою владыка.
- Где он живёт, говори, старая! - забыв вежество, заорал Иванко.
- Где живёт? Везде, где смерть, гниль да хвороба, но особливо - в чащобах гнилых, непролазных, где человек не ходит и лишь одни поганки растут.
- Как его одолеть?
- Никак! - отрезала ведовка. - Нету нынче такого человека, что бы Смертоносца одолел.
- А был когда?
- Однажды. За царя Гороха.
- И кто то був?
- Да сам царь, коего в юности Котигорошком прозывали. Он-то однажды Смертоносца сокрушил и сестру свою да всех, кто был с нею, освободил из неволи. Да только то иные времена булы - и иные люди. Жили тогда не то, что сейчас - не в землянках - в хоромах. И утварь у них была не наша - иной раз и нынче находят в земле горшок такой, что ни один здешний гончар не сделает. И земля им сама растила всяческую снедь - слово они знали особенное.
- А чего теперь не так?
- По жадности людской. Оскотинились они после царя Гороха, хотелось им всего и сразу, да побольше! От того обиделась земля, кормить их перестала и они, иного промысла не зная, с голоду перемёрли.
А иные говорят: дрались-собачились они меж собою так, что однажды словом тайным скинули на супротивника одну из звёзд - а она возьми, да зашиби и тех и этих. А как в точности было - не ведаю, я тогда не жила.
- А не можно, того, снова Смертоносца одолеть? - спросил младший брат.
- Может, и можно... Только для того крепко готовится надо. И - не только вам. Котигорошко - он не один свои подвиги чинил - люди помогали: кто словом, кто делом. Так что, ежели решимость есть - идти вам, хлопчики, в мир - розуму набираться. А там, глядишь - и учудите вы чудо невиданное.
...И опять я лезу с "пятью копейками". Котигорошко суть персонаж вневременной - сплошь и рядом он действует и "при козаках". А вот царь Горох (он же во взрослом состоянии) соотносится с благими сказочными временами сразу после сотворения мира - они наступили как раз вследствие его побед над Змеем и Смертоносцем (коий чаще живёт на дне морском, но есть варианты).
Что ж до самого Смертоносца, то его "мирское" имя - КЕРЕМЕТ. Так мне по секрету сказал дед Остап, добавив, что опытные ведьмы, готовя зелье на грибах, именно этим именем его изгоняют. Есть и другое, тайное, для призыва, но оно неведомо никому, кроме самых записных злодеев, так как "щоб його зваты, треба буты лютишим за диавола".
И ещё: если погуглить "керемет" и "кереметь" - открывается интереснейшая картина: первое слово означает удмуртского злого духа, а второе... святилище для почитания предков у чувашей, марийцев и эрзян! Похоже, "керемет" есть просто "дух", примерно как "ками" - "боги" в японском синтоизме. Так что "керемет" - собирательный термин, а настоящее имя Смертоносца, по-видимому - Йын. Так звать злого духа марийской мифологии - повелителя "нижнего мира", где "Небо — каменное, солнце — зажженная поминальная свеча" (цитата из Википедии). Кто читал мои предыдущие бывальщины, в коих упоминается некий иной, льдисто-каменный мир и его обитатели - бессердечные истуканы - дружно вздрогните! Кстати, наверняка именно отсюда "растут ноги" "Того, хто в скалі сидить" из драмы Лесі Українки "Лісова писня"... Но вернёмся к повествованию:
- Не хочу ждать! - закричал на то Иванко. - Показывай, где она, а я уж там сам разберусь!
- Ты точно этого хочешь? - спросила ведовка.
- Больше жизни!
- Изволь. Только - если потом наснится - не обессудь!
И ведёт его к смоляному зеркалу. Провела рукою - и увидели парни лес далёкий, деревья, грибы под ними. А потом земля прозрачной стала, а там - люди, люди, да в паутине все, словно мухи, пауком спелёнутые, а вокруг - грибы, грибы...
- Ну как: хватит тебе, такому как есть, сквозь землю пройти да её отыскать?
- Он - где? - скрипнул зубами Иванко.
- Там! Да показывать его я не стану - не ты его увидишь, а он тебя. А вот тогда - нету спасения, ни тебе, ни ей. Потому, кстати, пока в силах не будешь - не ищи её. Себя загубишь - да и не только... Понял?
- Понял! - выдохнул парень.
Однако, придя домой, он учудил иное: пробрался, как тать вночи, к сельскому старосте и украл у него оружие - древнее да верное. Были там и кинжал, и копьё, и топор, и лук особенный. А как вооружился - айда в лес, и брата о том не предупредил, лишь знак оставил, мол, ухожу да вернусь нескоро.
Долго он по лесам шатался, ночевал в лабазах да у костра - и всё думу думал: где-то ж повстречала Смертоносца дивчина любимая? А коли повстречала - то место и найти возможно... Где ж такие места заповедные, куда люди не ходят, а грибы - водятся? И принялся искать.
И нашёл! Ту самую чащобу гнилую с деревами мёртвыми, грибами поросшими, что во сне видал. Принялся он кликать дивчину да вызывать Смертоносца на бой. Кликал-кликал, утомился, сел под деревом - тут-то и навалились на него сон да дремота.
И слышит он:
- Иванко, здесь я... Тута, под корнями, пленена грибами... Ой тяжко мне, тоскливо, без людей жалобливо, гриб проклятый меня в жёны взял, по сто раз ко дню грибы рожаю я, освободи, сокол мой, сокруши ворога!
Вскинулся Иванко да как примется пни да грибы топором рубить да копьём колоть! Да кричит громким голосом: к тебе иду, любовь моя!
Рубил, рубил, умаялся, глядь - а лапти-то к земле приросли, по опоркам грибы подымаются!
Лютый страх напал на парубка, дёрнулся бежать - да не тут-то было! Тогда выхватил он нож - самый острый, заветный, что у старосты украл, полоснул им по грибной пакости, ноги от земли оторвал - да бежать.
Прибежал в село белый весь, что лунь болотный. Кинулся знахарке в ноги, "спаси!", кричит - а у самого по портам плесень разрастается.
Мыли его в десяти водах, зельем поили, а другим - растирали, заговоры читали да дымом окуривали. Долго хворал парень: осень, зиму, пол-весны, вся шкура с ног облезла да новая поросла, лишь по весне очухался парень, а как очухался - пришли к нему и староста, и брат, на волхва учится начавший, и ведовка из лесу, и отец безутешный пропавшей девицы.
И сказал староста таковы слова:
- Что оружие пращуров похитил - на то зла не держу: не потерял - и ладно. Что любимую вызволять дуром бросился - за то журю: в одиночку подвиги не деятся, да и нужны для того, как мне объяснили, знания да силы великие. Однако есть кое-что, от чего обижаться - грех, а сказать - надобно. Под зароком ты теперь, парень! Век тебе грибов не собирать, а не послушаешься - беда будет! Да и сразится со Смертоносцем, даже кабы мог, теперь затруднительно. Пометил он тебя, увы, увы, увы...
А позади - отец дивчины да брат родной слёзы льют да головами кивают.
Ну, парню, само собой, не до грибов - быть бы живу. Весною бел-свет увидал, летом рыбу ловил, в осень - уже охотился, а к зиме прежним стал: сильным да справным. Вот только дела сердечные у него не клеились, хоть от перенесенного переляка он и пытался забыть девицу всячески: делами удали бесшабашной, а то и безумной. Но нет-нет - а вспомнится ему голос из-под земли: освободи, сокол мой, сокруши ворога!
Зол стал парень. И средь прочих мужиков лиху-славу имеет, и с девками не вожается - лишь к детишкам льнёт. Нет, не к малым совсем, а к тем, кто постарше, кого можно в науке охотничьей наставлять. Отцам-матерям то крепко нравилось: за таким защитником, мол, они целее, чем за скалою каменной. Нравилось - а зря!
Чем детишки занимаются и в те времена, и в эти? Правильно - собирают грибы-ягоды! Они сбирают - а ему нельзя, вот и ходи за ними, как дурак с луком наперевес, в надежде, что они какого зайца-тетерева вспугнут. Да только пустое это - от такой оравы вся дичь разбегается. Но - пока память о пережитом ужасе была свежа - терпел парень.
Однако прошёл ещё год, другой и третий - и надоело парню такое житие хуже горькой редьки. Надоесть-то надоело, да без детишек - и вовсе одиноко. И не запьёшь - дети застыдят.
И пришло парню на ум: а чего такого будет, ежели я, скажем, корзину с грибами носить стану - ведь про неё-то зароку не было? Сказано-сделано: тягает он за всей оравой здоровенный короб - сила-то медвежья... Одно плохо - самому за грибом нагнуться нельзя, ребята рядом есть не всегда, а грибы - будто сговорились: так и лезут под ноги!
А, - думает парень, - была не была, с одного гриба беды не станет... - и сорвал один, другой, третий... Детки за него переживать, а он им: как видите, никакой беды! Зря пугали колдовки...
Грибов меж тем в том году уродилось - немеряно, и собирать их пошёл и стар, и млад. Пошёл и Иванко с оравой малечи, брат ему наказывает: "сам грибов не бери!", а тот в ответ: "не-а, я только короб тяну". А сам парнишку мелкого, колдуна урождённого, что с малолетства по морокам горазд, настропаляет: "отведи, мол, глаза брату, нече нам под приглядом евойным да старых баб пребывать..."
Пошли. Собрали. Ещё собрали. Да так много, так рясно - к Иванку грибы словно льнут, где лишь лисички водятся - он груздь отыщет, а где грузди - боровик, и все - один другого больше да краше!
В общем, мальцы Иванковы (а на самом деле - он сам), в грибной охоте оказались первые. Потому пир-на-весь-мир решено было справлять в Иванковом роду, что для матери его было весьма лестно. Тут надо сказать: как дивчина без матери росла - так Иванко - без отца. Погиб его батька зимою на волчьей охоте, наверно - Вихола прибрала, она такая... Другой муж был у матери - и он Иванка с братом не шибко любил - свои дети у него ужо были. Как не любил и старших Иванковых братьев-сестёр, да только им-то не особливо важно - у самих дети есть.
Но тут мать Иванкова возрадовалась: это ж сколько гостей, да всяк подарка принесёт! И накрыла столы во дворе под навесом да принялась куховарить: грибов да мяса ей ужо нанесли.
Пол-села было там! Кроме братика младшего и того паренька, что был в мороках горазд. Отлучились они в лес дремучий с ватагой охотничьей - выслеживать медведя-людоеда: в грибную пору он троих задрал. Сидят у костерка, умаялись, тут-то парнишка, которого ради мороков взяли, и говорит: "как-то там дядька Иванко наши грибы ест?".
- Наши - это ваши или его - тоже? - обожгло брата догадкою.
- Наши - это наши! По правде кажучи, большую часть он сам собрал.
- А... зарок?
- Так мы то с лета делаем - и никакого вреда нету...
...Как вихрь, летел брат Иванка до села, а после - и вовсе соколом обернулся. Влетает под навес кувырком, встаёт человеком, да как заголосит: "люди добрые, не трожьте тех грибов, смерть в них, погибель!"
Да только народ, пивом с дикого ячменя захмелевший, его не слышат: по одной тарели съели, по другой - съели, да тянут к котлу ложки деревянные - третью наполнять, и Иванко средь них - первый.
Как вдруг взбаламутилось варево в котле, всплыл посредь гриб и оборотился личиком девичьим.
- Ах, Иванко, Иванко, - молвило личико. - Где ж то видано - невест ясти? Да опосля такого и ты, и вы, гости дорогие - сущие чудища! Грибы, а не люди! Как есть - грибы!
Сказала так - и в котёл ушла. От страшного дива такого гости повскакали да кричать принялись: кто прочь бежать пытался, кого рвало, да поздно: приросли у них к земле ноги, да сами они грибами покрылись, что пни трухлявые. И к парню-чародею подступают.
Он волком перекинулся - не помогает, соколом взлетел - грибы облепили, только жаворонком и смог вырваться и ну - к народу, что за другим столом в противоположном сельском куту собрался.
Прилетел, кричит, вьётся - а без толку, потому как назад перекинуться не может. Оно и не диво: "перевертню", если он не двоедушник, конечно, тем труднее оборачиваться, чем больше тот, в кого он оборотился, отличается от человека по комплекции. В волка там, лисицу, медведя - легко. В кота, быка, сокола, щуку - труднее. В мышь аль жаворонка - совсем трудно, а вот, скажем, в муху - такие наперечёт. А наш парень туда оборотился с переляку, а вот назад - пороху недостаёт... Лишь много позже выходила его ведовка лесная - и он вновь человеком стал.
Долго внимание привлекал жаворонок, пока не вкумекал народ: дело нечисто, и не пошёл вслед за птахою. А как пришёл... чего он там увидел - тебе лучше не знать. Скажу только - спалили вшент то нечистое место и после семь дней костёр жгли.
И сгинуло там, во грибах - пол-села, а средь них - и батька дивчины, и сёстры-братья Иванковы, и мать его с отчимом, и староста с семьёю и ещё уйма неповинного народу...
- А потом... потом худо было. Все набранные грибы довелось в тот же костёр побросать: а вдруг туда иванков гриб затесался? Иные, говорят, шевелились...
После зима нагрянула, а за нею, без грибов - и голодуха. Туго пришлось в тот год, и многие померли. Но - не все, иначе бы я тебе эту историю не рассказал бы...
И с этими словами дед Остап достаёт и важно набивает духовитыми травами глиняную запорожскую люльку.
Отправлено из приложения Diary.ru для Android
читать дальше, ежели не страшно!
Дело было "за пана Опенька" - в некоем неопределённо-древнем времени. У нашего городского краеведа была, правда, своя гипотеза относительно народных датировок. Согласно ей "времена царя Гороха" относятся к Трипольской культуре, а "пана Опенька" - ко временам меж нею и древней Русью, когда славяне ещё не пришли, а местные леса населяли финно-угорские племена. Это похоже на правду, так как средь коренных приреченцев едва ль не каждый четвёртый носит фамилию "Фоя" либо - производную от оной, что отсылает нас к народам не-индоевропейским. Так что события, описанные здесь, происходили одновременно с Троянскою войной, а то и с постройкой египетских пирамид.
В пользу сугубой древности бывальщины говорит и явный страх перед природными силами. Как известно, в историях "запорожских времён" козак не боится ни нечистой, ни неведомой силы, а мельник запросто дружит с водяным (коему, если верить научным реконструкциям, в седую старину человеческие жертвы приносили). Здесь этой "козацкой лихости" нет... но я отвлёкся.
...Давно то було... Так давно, что лет никто и не упомнит. До козаков, до князей, до всего, что человеку ведомо. Ни ляхов, ни жидов, ни кацапов, ни басурман в те дни не было и помину, да и украинцы ещё не народились. Но какие-то люди здесь жили, а какие - то одному Богу ведомо...
Плохо жили они. Говорят, даже железа не знали. И - справной хаты. В норах-землянках ютились, что звери лесные. А уж лесов-то в округе было - сплошь: и здесь, и за рекою и за сто вёрст отсель. Древних, тёмных, непролазных... И заправляли в лесах тех силы такие, что нынче и помину нет: недобрые, неведомые. И не было у людей тех ни хитрости, ни оружия к порядку их привесть. Это теперь справный мельник либо - лодочник русалкам наказывать может, а раньше, в те дни, что б запруда стояла - человека топили... Говорят, сам Великий Звір ещё не народился - от того по лесам не было ладу. Много чего бают - тёмного да страшного... Но речь сейчас не о том.
Стояло здесь в ту старовинную даль на месте Приречья некое другое село - и жила в том селе дивчина - как говорят теперь - "пацанка-пацанкой". Оно, вроде и неплохо, особливо ежели жизнь тяжела - да только своевольна была та дивчина сверх всякой меры, и любой мудрости-предостережения не слухала.
А вокруг неё парни - так и вились. Оно и не диво - парни до таких девчат страсть как охочи: от лихого да смелого чары исходят особенные. Ну а дивчина, стало быть, перебирала харчами, что и в наши дни сплошь и рядом встречается.
Более всех увивался за нею некий парубок, назовём его, скажем, Иванком - как его насправди звали, даже умруны с кладбИща не ведают. Лихой он был охотник, уважаемый. А, к слову говоря, люди те поле не пахали вовсе - лишь по лесам охотились да собирали, что Бог пошлёт. И рушниц у них не было - стрелы да копья одни, да не о том речь.
А о том, что морочила его дивчина всячески и, как теперича говорят - "провоцировала". Достань, мол, орехов, да из беличьего дупла на высоченном дереве, а нет - сама слажу и достану! Он-то рад стараться - да не одну шишку набил: знамо дело, у каждого человека талант свой: кто лазать горазд, а кто медведя сам-на-сам сдюжает, и сочетается то не всегда. А дивчина специально такие задачки парню задавала, в коих она - проворнее, либо и - вовсе неисполнимые.
И опосля того, как чуть не утопил парня Батька-Сом, коего дивчина наказала изловить, попытался парню башку вправить брат его младший, из себя непростой.
Был у Иванка брат - и был у него талант ворожея и перевертня, как говорят нынче учёные люди - шамана. По молодости настоящим волхвом он ещё не стал, да и не торопился - на охоте колдовскрй дар тоже полезен. Но прозорлив был братик весьма - хоть по неопытности и не мог справно объяснить предчувствия свои.
И как-то раз говорит он брату: ой, чую - погибели ищет девка твоя!
- Ищет - да не находит, за что и люблю, - отвечает Иванко.
- Ещё чую - сложишь ты из-за неё буйну голову, братка.
- А вот того не боюся, так как без ней мне жизнь не мила.
- Зря ты так! - отрезал младший братик. - Потому, что чуется мне, хоть и верить неохота: ежели вы оба сгинете - весь род наш за собой в могилу уволочёте!
- А вот это вряд ли! - отрезал Иванко. - Моя жизнь - лишь моя и никого я за собою на лихости свои не тяну. Да и она - тоже...
- Кроме тебя...
- Своей охотой влюбился - своей и иду! И больше об том говорить нечего!
Так и разошлись.
Меж тем настала грибная пора. Это сейчас грибы - забава, потому как у нас хлеб есть, да лук с морковкою, да корова со свиньёй в стойле, а в те дни грибы с ягодами, дикий мёд да дичь с рыбой - главный харч. Собирали все! Впрочем, и грибов тогда водилось поболе нынешнего.
А не соберёшь, не заготовишь - всё, каюк! Думаешь, это лишь в сказках злая мачеха младшую дочь на мороз выгоняла? Так и було, ой, молодыку, так и було! Как Вихола заметёт да голодуха настанет - гнали на смерть и стариков древних - и детей малых, что б, значит, охотники да матери ихние выжили. А бывало: и ели людей и от того - чудищами становились. Я вот недавно книжку из библиотеки читал, про индейцев - так, оказывается, у них в старину было то же самое: убьёт человек человека, что бы съесть - и превращается в чудище, Вендиго именуемым. Так и у нас було - но это уже другая история...
А собирать неважно что, но особливо - грибы, не одному надо, а не меньше, чем по трое, ну, в крайнем случае - парой. Относительно ягод - то понятно: в медведе дело, он малину страсть как любит и одиночного человека задрать горазд. Но ты про грибы пытав, правда? А с грибами - дело особенное: нельзя - и баста! А почему - говорить не принято, дабы лиха не накликать, хотя в нонешние дни это уже не столь опасно... Ты задумывался когда - что такое гриб?
- Ну, растение... - говорю я.
- Ага, вроде ёлки?
- Нет, другое...
- А кому он роднёй?
Я задумываюсь - и не знаю, что ответить.
- Хорошо, а почему в сарае пол гниёт?
- Грибы проросли...
- А чего хлеб плесневеет?
- Тоже грибы. Мелкие...
- А видал, как на живом дереве грибы растут?
- Само собою, болезнь то древесная.
- А сколько народу от ядовитых грибов померло, знаешь?
- Много, наверно...
- Вот именно! Грибы - они к смерти ближе, чем к жизни. К разложению, к гнили... Но - слухай дальше.
Сбор идёт, все по лесам, и, само собою, друг перед дружкой хвастают. Однако сложно то: большая-то корзина - общая. Ну, можно найти здоровенный гриб всем на диво - так ведь то удача, везение - а не мастерство. А дивчина наша во всём хотела быть первой, а особливо - ухажёрам своим нос утереть. И стала хаживать по грибы одна, да не столько сбору ради, сколько в поисках грибов отборных, особенных, невиданных. Заприметил то её батька - матери-то у ней не было, померла от застуды, да и говорит дочери:
- Недоброе ты делаешь! Сбор грибов - жизнь, а не забава! Пока ты здоровенный гриб шукаешь - с девчатами вместе сотню бы найти могла!
- Что хочу - то и ищу! - отвечает дочь. - С меня и без грибов польза великая. Я с тобой на охоту хаживаю, не то, что некоторые девчата, так что заслужила я право покуражится.
- Оно-то и так, - молвил отец. - Да не дело это - одной - да по грибы...
- А с чего это вдруг?
- Да мало ли чего, люди так говорят, да леший такого не любит, заведёт ещё...
- Ну и пусть заводит - не боюсь я его! Да и не было такого, что бы леший кого до смерти уходил. Покуражится - и отстанет.
- Оно и верно, да три денька по лесам - не мёд. С лица спадёшь, а то и простынешь.
- Не глиняная, не растаю, это пусть неженки всякие боятся!
- А ежели кикимора?
- В болоте грибы не растут, то пусть клюквенников заботит!
- Да, но есть ещё и звери. Волки там, медведь...
- Ну ты и насмешил, папенька! Лето да день на дворе - чего волкам к человеку лезть? А медведь - он лишь ежели его в малиннике врасплох застать - кинуться может, да и то, ты же знаешь, нож у меня бронзовый есть - и владею я им преотменно!
- Ой, зря ты! Вон Васька Бобровицкий тож в одиночку на медведя хаживал - пока его косолапый не заел.
- Так ведь я медведя догонять да бить не стану!
- Всё равно: по грибы в одиночку - дело опасное!
- Но почему?
- Знающие бабы говорят...
- А тебе, значит, причину не сказывали?
- Вроде того... Видать, спрашивал мало.
- А если не сказывали - нет причины вовсе!
На том и разошлись. А нам тут объяснение сделать пора. В те чужедавние года по сёлам верховодили исключительно бабы: по ним род считался, они все дела решали, а мужик - он лишь для охоты-рыбалки пригоден, ну, или для сбора тех же грибов, если уродили непомерно. Мужей тоже - лишь девки выбирали, а не наоборот. И знания всякие, предания сокровенные, передавались лишь по женской линии и баять их имела право лишь старая женщина. Ну, ещё знатоком преданий тех мог быть колдун природный - но научали его тоже бабы. Так что знать тайну о грибах вдовец-папаня ну никак не мог, а дочь его ещё не вошла в нужный возраст для посвящения, как, кстати, и младший брат Иванка - колдун молодой.
И пошла дивчина одна по грибы снова и снова, но, зная о том, что старые бабы могут за такое и в клуне запереть - наказала парубкам врать: мол, с вами хожу. А они, дурни, и рады стараться...
Приносила она додому грибы невиданные, здоровенные да чуднЫе - всё село на них сбегалось смотреть. А на вопросы "где сыскала?", отвечала просто: "В лесу! Глаз намётанный надо иметь, а места мои - самые обычные."
Врала она! Не в обычные места путь её лежал, а самые что ни на есть заповедные, куда людям ходить - зась! "Табу" по-учёному. Места те всяк человек кожей чует: либо чащоба непролазная, либо деревья мёртвые, либо гниль на деревьях. Плохо в тех местах человеку - всякая жуть чудится. А какая? Да сейчас и расскажу.
...Тут я просто обязан разбавить сказочную жуть толикой научного материализма. Одно из таких "гиблых мест" мы с дедом нашли. Выглядит оно действительно жутко: в глубоком, тёмном распадке деревья мёртвые и сплошь грибами уродскими поросли. Как объяснил Краевед - такое бывает от скопления газа: когда-то там было болото, потом высохло, поросло лесом, а как деревья вокруг ветру путь закрыли - газ скапливаться стал. И ежели вздремнуть там в безветренную погоду - будут тебе и видения, а после - и сама смерть с грибами напополам. Но - вернёмся к бывальщине.
...Однажды пропала дивчина. До темноты не вернулась, и засветло - тоже. Сперва думали - в заимке охотничьей заночевала, потом - что её там хворь взяла. Обшарили все лабазы - ни следа. В лесу искали - нету. К ворожке побёгли, а она, сколько в кадку с водою не всматривалась - так и не увидела ничего. Всё, говорит: допрыгалась дивчина, вперёд наука! Не иначе - дядько леший решил её проучить и насильно взял в наймы. Если так - к зиме вернётся. А если нет... - и замолчала.
Про грибы-то ей парубки не сказывали - божились, мол, с ними была, а потом по ветренности своей одна додому ускакала - хвастать. А чего они сделали так? Да стыд заел - в многократном обмане сознаваться совестно, а особливо в том, что ведать они не ведают: где она была да где её искать.
От вестей тех Иванко ошалел, что безумный, особливо ежели учесть: про её одиночные походы за грибами он не ведал, потому, что именно у него дивчина хотела зависть вызвать - и тем парубкам, что с нею в сговоре был, наказала его в дело не посвящать.
С неделю бегал он, как оглашенный, ночи не спал, по лесам рыскал вместе с братиком своим младшим, да всё орал: отобью, мол, дивчину, хоть от лешего, хоть от кикиморы, хоть от дидька лысого, хоть от самого Полоза!
И вот однажды, когда братья заночевали в лесу у костра, привиделся Иванку сон.
Стоял он во сне средь чащобы непролазной у дерева гнилого, чуднЫми грибами поросшего. И идёт к дереву тому дивчина его с лукошком. Парень её звать - ан нет, не выходит то во сне. Дальше глядит.
Подходит дивчина к дереву и тут перед нею прямо из земли гриб чудной вырастает, из себя вроде... ну, срамного места, и голос слышится:
- Люба ты мне, ой, люба...
- Кто здесь? - окликает дивчина.
- Я здесь, над всеми грибами хозяин.
- А чего тебе надобно?
- Красы твоей, любви твоей. Задолжала ты мне, вона сколько детей моих тобою собрано...
- Не хочу я тебя, чудо лесное!
- Ой ли? А кто меж парубками самого лучшего искал, да не нашёл? Так вот он я!
И выходит из земли красавец писаный, молодец удалой, косая сажень в плечах, бел лицом, чёрен волосом. Дивчина аж ахнула.
- Ну как я тебе?
- Спрашиваешь... Но всё равно - мы ж знакомы едва ль. Да и как я тебя батьке покажу?
- А ты всё ему показывала, аль таила чего? Таила ведь, знаю... И место это, и то, что ходишь ты сюда.
- Ну, это ещё не повод свататься! Что можешь ты?
- Да что изволишь?
- Можешь сухую ветку живою сделать?
- Да пожалуйста! - и гнилой пень вмиг расцвёл.
- А живую - сухой?
- Сколько угодно! - и цветок в волосах дивчины стал сухим, словно зиму стоял.
- А это... злато, что из дальних краёв через десятые руки к нам порой попадает, у тебя есть?
- Да навалом! - и земля вокруг дивчины стала золотой.
- А медведя добыть?
- Одно мгновение! - и тотчас с рёвом из чащи выскочил медведь - и рухнул замертво.
- Да, теперь вижу - знатный ты молодец! - Только этого мало. Вот придёшь в село, всех парней одолеешь - тогда и твоя буду!
- Да уж приду, завтра же, на рассвете! - расхохотался молодец. - А пока: быть может, один поцелуй я уже заслужил?
- Быть может - и заслужил... Если не обманешь, конечно.
- Что ж, коли так - забирай золото, что у ног твоих, а поцелуй - сейчас!
- Идёт!
Подошла дивчина к молодцу, сперва злато в лукошко собрала, приподнять попыталась. Ой, тяжёлое, значит - настоящее. А потом - чмок молодца в щёку!
Глянь - а она здоровенный да старезный гриб целует! Отшатнулась дивчина, лукошко выронила - а из него заместо злата жёлтые поганки посыпались! Оборотилась - а вместо медведя дохлятина лежит, старая-престарая, и сквозь неё грибы растут. Кинулась бежать - да ноги не шевелятся. Глядь на них - а они плесенью да грибами к земле приросли.
Закричала дивчина криком, выхватила нож бронзовый - и ну грибы те шматовать! Да только из земли всё новые прут, ужо и по ногам подымаются. А из-под земли голос раздался - как смерть: древний да скрипучий.
- Поздно, девица, подарки - не отдарки! Быть тебе теперь моею до скончания веков! Да ты не плачь - не одна будешь, много у меня таких... Думаешь, откуда берутся грибы вредные да ядовитые? Это - будущие детки твои!
Как сказал то - так и обратилась дивчина деревом трухлявым - и из ней грибы выросли.
Заорал сквозь сон Иванко благим матом, брата разбудил и сон ему тотчас выложил. И, по браткиному совету, побёгли они к древней ведовке, что в лесу жила и которую всё село побаивалось.
Выслушала ведовка Иванкин сон, покачала головой и говорит:
- Правду ты видал, так оно и бывает. Взял её в своё племя царь-Смертоносец, над всею гнилью-плесенью, грибами да отравою владыка.
- Где он живёт, говори, старая! - забыв вежество, заорал Иванко.
- Где живёт? Везде, где смерть, гниль да хвороба, но особливо - в чащобах гнилых, непролазных, где человек не ходит и лишь одни поганки растут.
- Как его одолеть?
- Никак! - отрезала ведовка. - Нету нынче такого человека, что бы Смертоносца одолел.
- А был когда?
- Однажды. За царя Гороха.
- И кто то був?
- Да сам царь, коего в юности Котигорошком прозывали. Он-то однажды Смертоносца сокрушил и сестру свою да всех, кто был с нею, освободил из неволи. Да только то иные времена булы - и иные люди. Жили тогда не то, что сейчас - не в землянках - в хоромах. И утварь у них была не наша - иной раз и нынче находят в земле горшок такой, что ни один здешний гончар не сделает. И земля им сама растила всяческую снедь - слово они знали особенное.
- А чего теперь не так?
- По жадности людской. Оскотинились они после царя Гороха, хотелось им всего и сразу, да побольше! От того обиделась земля, кормить их перестала и они, иного промысла не зная, с голоду перемёрли.
А иные говорят: дрались-собачились они меж собою так, что однажды словом тайным скинули на супротивника одну из звёзд - а она возьми, да зашиби и тех и этих. А как в точности было - не ведаю, я тогда не жила.
- А не можно, того, снова Смертоносца одолеть? - спросил младший брат.
- Может, и можно... Только для того крепко готовится надо. И - не только вам. Котигорошко - он не один свои подвиги чинил - люди помогали: кто словом, кто делом. Так что, ежели решимость есть - идти вам, хлопчики, в мир - розуму набираться. А там, глядишь - и учудите вы чудо невиданное.
...И опять я лезу с "пятью копейками". Котигорошко суть персонаж вневременной - сплошь и рядом он действует и "при козаках". А вот царь Горох (он же во взрослом состоянии) соотносится с благими сказочными временами сразу после сотворения мира - они наступили как раз вследствие его побед над Змеем и Смертоносцем (коий чаще живёт на дне морском, но есть варианты).
Что ж до самого Смертоносца, то его "мирское" имя - КЕРЕМЕТ. Так мне по секрету сказал дед Остап, добавив, что опытные ведьмы, готовя зелье на грибах, именно этим именем его изгоняют. Есть и другое, тайное, для призыва, но оно неведомо никому, кроме самых записных злодеев, так как "щоб його зваты, треба буты лютишим за диавола".
И ещё: если погуглить "керемет" и "кереметь" - открывается интереснейшая картина: первое слово означает удмуртского злого духа, а второе... святилище для почитания предков у чувашей, марийцев и эрзян! Похоже, "керемет" есть просто "дух", примерно как "ками" - "боги" в японском синтоизме. Так что "керемет" - собирательный термин, а настоящее имя Смертоносца, по-видимому - Йын. Так звать злого духа марийской мифологии - повелителя "нижнего мира", где "Небо — каменное, солнце — зажженная поминальная свеча" (цитата из Википедии). Кто читал мои предыдущие бывальщины, в коих упоминается некий иной, льдисто-каменный мир и его обитатели - бессердечные истуканы - дружно вздрогните! Кстати, наверняка именно отсюда "растут ноги" "Того, хто в скалі сидить" из драмы Лесі Українки "Лісова писня"... Но вернёмся к повествованию:
- Не хочу ждать! - закричал на то Иванко. - Показывай, где она, а я уж там сам разберусь!
- Ты точно этого хочешь? - спросила ведовка.
- Больше жизни!
- Изволь. Только - если потом наснится - не обессудь!
И ведёт его к смоляному зеркалу. Провела рукою - и увидели парни лес далёкий, деревья, грибы под ними. А потом земля прозрачной стала, а там - люди, люди, да в паутине все, словно мухи, пауком спелёнутые, а вокруг - грибы, грибы...
- Ну как: хватит тебе, такому как есть, сквозь землю пройти да её отыскать?
- Он - где? - скрипнул зубами Иванко.
- Там! Да показывать его я не стану - не ты его увидишь, а он тебя. А вот тогда - нету спасения, ни тебе, ни ей. Потому, кстати, пока в силах не будешь - не ищи её. Себя загубишь - да и не только... Понял?
- Понял! - выдохнул парень.
Однако, придя домой, он учудил иное: пробрался, как тать вночи, к сельскому старосте и украл у него оружие - древнее да верное. Были там и кинжал, и копьё, и топор, и лук особенный. А как вооружился - айда в лес, и брата о том не предупредил, лишь знак оставил, мол, ухожу да вернусь нескоро.
Долго он по лесам шатался, ночевал в лабазах да у костра - и всё думу думал: где-то ж повстречала Смертоносца дивчина любимая? А коли повстречала - то место и найти возможно... Где ж такие места заповедные, куда люди не ходят, а грибы - водятся? И принялся искать.
И нашёл! Ту самую чащобу гнилую с деревами мёртвыми, грибами поросшими, что во сне видал. Принялся он кликать дивчину да вызывать Смертоносца на бой. Кликал-кликал, утомился, сел под деревом - тут-то и навалились на него сон да дремота.
И слышит он:
- Иванко, здесь я... Тута, под корнями, пленена грибами... Ой тяжко мне, тоскливо, без людей жалобливо, гриб проклятый меня в жёны взял, по сто раз ко дню грибы рожаю я, освободи, сокол мой, сокруши ворога!
Вскинулся Иванко да как примется пни да грибы топором рубить да копьём колоть! Да кричит громким голосом: к тебе иду, любовь моя!
Рубил, рубил, умаялся, глядь - а лапти-то к земле приросли, по опоркам грибы подымаются!
Лютый страх напал на парубка, дёрнулся бежать - да не тут-то было! Тогда выхватил он нож - самый острый, заветный, что у старосты украл, полоснул им по грибной пакости, ноги от земли оторвал - да бежать.
Прибежал в село белый весь, что лунь болотный. Кинулся знахарке в ноги, "спаси!", кричит - а у самого по портам плесень разрастается.
Мыли его в десяти водах, зельем поили, а другим - растирали, заговоры читали да дымом окуривали. Долго хворал парень: осень, зиму, пол-весны, вся шкура с ног облезла да новая поросла, лишь по весне очухался парень, а как очухался - пришли к нему и староста, и брат, на волхва учится начавший, и ведовка из лесу, и отец безутешный пропавшей девицы.
И сказал староста таковы слова:
- Что оружие пращуров похитил - на то зла не держу: не потерял - и ладно. Что любимую вызволять дуром бросился - за то журю: в одиночку подвиги не деятся, да и нужны для того, как мне объяснили, знания да силы великие. Однако есть кое-что, от чего обижаться - грех, а сказать - надобно. Под зароком ты теперь, парень! Век тебе грибов не собирать, а не послушаешься - беда будет! Да и сразится со Смертоносцем, даже кабы мог, теперь затруднительно. Пометил он тебя, увы, увы, увы...
А позади - отец дивчины да брат родной слёзы льют да головами кивают.
Ну, парню, само собой, не до грибов - быть бы живу. Весною бел-свет увидал, летом рыбу ловил, в осень - уже охотился, а к зиме прежним стал: сильным да справным. Вот только дела сердечные у него не клеились, хоть от перенесенного переляка он и пытался забыть девицу всячески: делами удали бесшабашной, а то и безумной. Но нет-нет - а вспомнится ему голос из-под земли: освободи, сокол мой, сокруши ворога!
Зол стал парень. И средь прочих мужиков лиху-славу имеет, и с девками не вожается - лишь к детишкам льнёт. Нет, не к малым совсем, а к тем, кто постарше, кого можно в науке охотничьей наставлять. Отцам-матерям то крепко нравилось: за таким защитником, мол, они целее, чем за скалою каменной. Нравилось - а зря!
Чем детишки занимаются и в те времена, и в эти? Правильно - собирают грибы-ягоды! Они сбирают - а ему нельзя, вот и ходи за ними, как дурак с луком наперевес, в надежде, что они какого зайца-тетерева вспугнут. Да только пустое это - от такой оравы вся дичь разбегается. Но - пока память о пережитом ужасе была свежа - терпел парень.
Однако прошёл ещё год, другой и третий - и надоело парню такое житие хуже горькой редьки. Надоесть-то надоело, да без детишек - и вовсе одиноко. И не запьёшь - дети застыдят.
И пришло парню на ум: а чего такого будет, ежели я, скажем, корзину с грибами носить стану - ведь про неё-то зароку не было? Сказано-сделано: тягает он за всей оравой здоровенный короб - сила-то медвежья... Одно плохо - самому за грибом нагнуться нельзя, ребята рядом есть не всегда, а грибы - будто сговорились: так и лезут под ноги!
А, - думает парень, - была не была, с одного гриба беды не станет... - и сорвал один, другой, третий... Детки за него переживать, а он им: как видите, никакой беды! Зря пугали колдовки...
Грибов меж тем в том году уродилось - немеряно, и собирать их пошёл и стар, и млад. Пошёл и Иванко с оравой малечи, брат ему наказывает: "сам грибов не бери!", а тот в ответ: "не-а, я только короб тяну". А сам парнишку мелкого, колдуна урождённого, что с малолетства по морокам горазд, настропаляет: "отведи, мол, глаза брату, нече нам под приглядом евойным да старых баб пребывать..."
Пошли. Собрали. Ещё собрали. Да так много, так рясно - к Иванку грибы словно льнут, где лишь лисички водятся - он груздь отыщет, а где грузди - боровик, и все - один другого больше да краше!
В общем, мальцы Иванковы (а на самом деле - он сам), в грибной охоте оказались первые. Потому пир-на-весь-мир решено было справлять в Иванковом роду, что для матери его было весьма лестно. Тут надо сказать: как дивчина без матери росла - так Иванко - без отца. Погиб его батька зимою на волчьей охоте, наверно - Вихола прибрала, она такая... Другой муж был у матери - и он Иванка с братом не шибко любил - свои дети у него ужо были. Как не любил и старших Иванковых братьев-сестёр, да только им-то не особливо важно - у самих дети есть.
Но тут мать Иванкова возрадовалась: это ж сколько гостей, да всяк подарка принесёт! И накрыла столы во дворе под навесом да принялась куховарить: грибов да мяса ей ужо нанесли.
Пол-села было там! Кроме братика младшего и того паренька, что был в мороках горазд. Отлучились они в лес дремучий с ватагой охотничьей - выслеживать медведя-людоеда: в грибную пору он троих задрал. Сидят у костерка, умаялись, тут-то парнишка, которого ради мороков взяли, и говорит: "как-то там дядька Иванко наши грибы ест?".
- Наши - это ваши или его - тоже? - обожгло брата догадкою.
- Наши - это наши! По правде кажучи, большую часть он сам собрал.
- А... зарок?
- Так мы то с лета делаем - и никакого вреда нету...
...Как вихрь, летел брат Иванка до села, а после - и вовсе соколом обернулся. Влетает под навес кувырком, встаёт человеком, да как заголосит: "люди добрые, не трожьте тех грибов, смерть в них, погибель!"
Да только народ, пивом с дикого ячменя захмелевший, его не слышат: по одной тарели съели, по другой - съели, да тянут к котлу ложки деревянные - третью наполнять, и Иванко средь них - первый.
Как вдруг взбаламутилось варево в котле, всплыл посредь гриб и оборотился личиком девичьим.
- Ах, Иванко, Иванко, - молвило личико. - Где ж то видано - невест ясти? Да опосля такого и ты, и вы, гости дорогие - сущие чудища! Грибы, а не люди! Как есть - грибы!
Сказала так - и в котёл ушла. От страшного дива такого гости повскакали да кричать принялись: кто прочь бежать пытался, кого рвало, да поздно: приросли у них к земле ноги, да сами они грибами покрылись, что пни трухлявые. И к парню-чародею подступают.
Он волком перекинулся - не помогает, соколом взлетел - грибы облепили, только жаворонком и смог вырваться и ну - к народу, что за другим столом в противоположном сельском куту собрался.
Прилетел, кричит, вьётся - а без толку, потому как назад перекинуться не может. Оно и не диво: "перевертню", если он не двоедушник, конечно, тем труднее оборачиваться, чем больше тот, в кого он оборотился, отличается от человека по комплекции. В волка там, лисицу, медведя - легко. В кота, быка, сокола, щуку - труднее. В мышь аль жаворонка - совсем трудно, а вот, скажем, в муху - такие наперечёт. А наш парень туда оборотился с переляку, а вот назад - пороху недостаёт... Лишь много позже выходила его ведовка лесная - и он вновь человеком стал.
Долго внимание привлекал жаворонок, пока не вкумекал народ: дело нечисто, и не пошёл вслед за птахою. А как пришёл... чего он там увидел - тебе лучше не знать. Скажу только - спалили вшент то нечистое место и после семь дней костёр жгли.
И сгинуло там, во грибах - пол-села, а средь них - и батька дивчины, и сёстры-братья Иванковы, и мать его с отчимом, и староста с семьёю и ещё уйма неповинного народу...
- А потом... потом худо было. Все набранные грибы довелось в тот же костёр побросать: а вдруг туда иванков гриб затесался? Иные, говорят, шевелились...
После зима нагрянула, а за нею, без грибов - и голодуха. Туго пришлось в тот год, и многие померли. Но - не все, иначе бы я тебе эту историю не рассказал бы...
И с этими словами дед Остап достаёт и важно набивает духовитыми травами глиняную запорожскую люльку.
Отправлено из приложения Diary.ru для Android
@темы: anticitizen.diary.ru, Android-клиент, Эпоха-до-легенд, Творчество
-
-
23.09.2017 в 23:03Мне вот что интересно. Тут же, в Украине, в отличие от Московии, угро-финны не жили. А легенды - что эта, что про волчью свадьбу, что еще ты про змею рассказывал - чисто ж угро-финские. Вот откуда оно взялось?
-
-
23.09.2017 в 23:05Мне вот что интересно. Тут же, в Украине, в отличие от Московии, угро-финны не жили. А легенды - что эта, что про волчью свадьбу, что еще ты про змею рассказывал - чисто ж угро-финские. Вот откуда оно взялось?
-
-
04.10.2017 в 02:16