Порой выход возможен лишь через трещину в мироздании. И да не дрогнет рука расколоть его, как орех! (©Элан Морин Тедронай)
читать дальше
ГДЕ-ТО ЕСТЬ ГОРОД…
Или - история гибели одного из миров.
Повесть по мотивам «Колеса времени»
и земного бытия.
...Когда-то сюда пришёл Он -
Так давно, что он был всегда,
Сделал их всех теми, кто они есть,
Сделал всё это тем, что есть,
Но если ему надоест!
Поднимется ветер от мыса Клод,
Острова Лод, имени Год -
И тогда-то сюда явится Тот,
Восстанет вода, камень и лёд,
О, очень скоро сюда придёт
ТОТ.
(Ольга Арефьева, «Тот»)
13. - Раненые городом.
...Город не спал, несмотря на то, что зябкая ночь накрыла его покрывалом сырым и серым. Не спал, хоть ни одна звезда не сияла в безвидном небе, не горели фонари, и темны были фары машин, кое-где стоявших у дороги.
Город не спал: холодный ветер терзал во тьме деревья, подымал с мёрзлой земли пыль, и гнал по улицам клочки бумаги - извечных вестников разрухи, горя и войны.
Ветер ерошил тусклое зеркало луж, ухал железом крыш, скрипел оконными рамами - теми, где стёкол не было. Лишь кое-где в проёмах рдел свет – дрожащий и слабый, свечи, а не лампы.
Свет будто боялся покинуть провалы окон, быть заметным, увиденным - и запоздалый прохожий обходил стороной дома, где было слишком много света. Проехала машина - и с проворством ящерицы прохожий вжался в темноту, в спасительные тени, незримые деревья и лужи с чёрной водой.
Наверно, он пробирался домой - маленький человек раненого города. Возможно, он шёл с работы, в душе проклиная холод, ветер, замерший транспорт и комендантский час.
Наверно, его кто-то ждал: жена, дочь или старый отец: ждал, с тревогой глядя за чёрный окноём; ждал, кутаясь в одеяло и кутая в газету свечу, чтобы она не была заметна с улицы; ждал, грея на углях немудрёную пищу: то, что послал день.
Прохожий завернул за угол, откуда уже должно быть видно родное окно: капелька света на серой скале, когда-то бывшей стеною дома. Но открывшееся зрелище обожгло человека до самых костей: по центру стены сияла звезда.
Яркая, электрическая, она словно смеялась над страхами людей, над их горем и надеждами, ей не было дела до того, видят её или нет, ей было плевать, что с лета район обесточен... Это могло означать лишь одно - где-то под парадным притаилась машина, а скоро из окна раздастся крик. Человек застыл, сражённый горем. Мгновением позже он слился с тенью закрытого ларька.
Но время шло, а крик не раздавался. Человек несмело отделился от стены. Электрическая звезда продолжала сиять. Человек огляделся: машин вроде нет. Тогда - что это? Кто мог сойти с ума настолько, чтобы зажечь свет? Если жизнь не мила - о других бы подумал!
Он бросил взгляд на стену ещё раз, отыскивая родное окно. Не нашёл - звезда мешала. Он постоял, разгораясь гневом, потом сорвался с места и нырнул в чёрный зев парадного, намереваясь сказать неведомым безумцам всё, что он думает о них и их неосторожности.
А свет продолжал сиять: ровный, яркий и совсем не электрический. И старушка, взглянув на него из соседнего окна, торопливо перекрестилась…
Тёмная лестница привела человека к открытой двери. Свет брезжил оттуда. Подавив внезапно нахлынувший страх, человек шагнул в прихожую.
Она была завалена обломками мебели - будто их выбросил некий взрыв. Несколько секунд человек оторопело смотрел на телевизор, экран которого пробила ножка стула, и полосы обоев, словно содранные огромной тёркой. Из щели разломанного стола выглядывала сложенная книжкой стопка бумаги: человек вытащил её и сунул в карман, а потом осторожно заглянул в комнату.
Свет шёл из-под потолка, от чего-то, похожего на шаровую молнию. Стены были ободраны до бетона, но на полу стояло строгое чёрное кресло, а в нём восседала женщина поразительной красоты, одетая в роскошное, вычурное платье. Она медленно оборотила лицо и улыбнулась. Изгиб её губ был столь соблазнителен, что любой ловелас отдал бы за него пол-жизни, но будто сама смерть глянула на человека из тех очей. Он бросился бежать прежде, чем осознал сие.
Он не заметил, как слетел по лестнице во двор и вихрем ворвался в другое парадное. Мысли вернулись к нему лишь у знакомой двери. Короткая возня с ключами - и он дома. Но дом пуст, лишь на кухне, под огарком свечи, белела записка:
"Мы в Новосёлках, у тёти Вали и останемся там. Здесь больше жить нельзя: у соседей за стеной, ну, бывших Свешниковых, появились постояльцы. Это не то, что ты подумал: я не знаю, кто они, но лучше бежать. Похоже, Лидку с хахалем уже пришибли, дочка ихняя лазит с одним из них, а он такое страшилище, что любой ужастик краше. А ещё им плевать на комендантский и своя электрика, понял? Как придёшь - живо к нам, хоть в полночь, хоть за полночь, вещи потом перевезём, по возможности. И, ради всего святого, не ночуй там, слышишь! Твои Вова, Люба и Маха."
Вздохнув, человек направился к двери. Но тут случилось то, чего он боялся уже невесть сколько дней: парадное дома напротив озарил свет, взвизгнули тормоза и люди с фонарями, как муравьи, устремились в дверь. Минутою позже раздался тот самый крик, что порой преследовал его во сне - и тут же свечи в окнах стали гаснуть, весь квартал во мгновение ока окутался мраком и лишь огонь из странной комнаты продолжал гореть, рисуя на земле причудливые тени.
Но суетящиеся люди словно не замечали его, крик повторился, двое с фонарями вытолкали из дверей простоволосую женщину и ещё кого-то.
Смотреть дальше человек не стал. Он бросился на кровать, зарылся в тряпьё, когда-то бывшее пледом и задрожал: мелко и постыдно. Он лежал тише мёртвого, проклиная биение собственного сердца, слух его буравил тишину за дверью, но, кроме криков с улицы, снаружи ничего не происходило: ни дробных шагов, ни голосов на лестнице, ни рокового стука в дверь. Лишь за стеною, там, где горел свет, ощущалось некое присутствие: то ли шорох, то ли шёпот.
Так он и ворочался с боку на бок, а сон всё не шёл, и смутный шёпот за стеной подстёгивал мысли: о странных постояльцах, спившейся Лидке, покойном Ваське и их разнесчастной дочери: то ли Светке, то ли Снежке. А ещё - о жене Махе с детьми, что не далее, как сегодня утром бежала из родного дома к тётке Вале, которая и не тётка вовсе, а так: приятельница по несчастью, недавно слегка "поднявшаяся" и от того - загордившаяся "по самое немогу", что вряд ли несёт Махе удачу...
А когда наконец человек уснул - он вновь оказался в комнате с содранными обоями и шаровой молнией под потолком. Более там ничего не было: ни шкафа, ни стола, ни самой малой полочки - лишь круг из тринадцати высоких кресел, и тех, кто сидел в них.
Восемь мужчин и пять женщин в нездешних, причудливых нарядах, казалось, о чём-то совещались. Светка-Снежка тоже была там: она присела у ног человека, облачённого в чёрное. На её коленях лежало две куклы, одеждой и лицом поразительно схожие с Лидкой и её безымянным приятелем. Время от времени она дотрагивалась до них, будто гладя…
*****
- Дорогая, ты заметила, что к нам едва не пришёл гость? - спросил человек с сединою на висках женщину в роскошном платье.
- Разумеется! Ведь я-то его и впустила.
- Зачем? Неужели он понравился тебе?
- Представь себе, да! Этакий храбрый туземец. Твоего Сторожа, кстати, преодолел…
- Мечтаешь о новом любимце?
- А если и так?
- Неужто твои вкусы столь испортились, Камарейл? (1) – усмехнулся человек с сединой. - Этот туземец - почти старик, да и в молодости красотой не блистал.
- Исключительно кому-то назло! - парировала женщина в роскошном платье. - Похоже, он способен на безрассудство, в отличие от тебя, Чами! (2)
- Не надо Сергея Денисовича в любимцы! Он - единственный хороший человек на весь квартал, - подала голос девушка, сидевшая у ног.
- Да неужто? - ехидно заметила черноволосая женщина в белом платье. - Уж не станешь ли ты нас уверять, что это - Он, собственной персоной, только… поизносившийся?
- А было б неплохо… - вполголоса произнесла высокая смуглая женщина в чёрном. - И проблем никаких, и тебе - шиш...
Женщина в белом метнула в неё испепеляющий взгляд. Смуглая встретила его безмятежной улыбкой.
- У, змея… - прошептала женщина в белом.
- Немедленно прекратить дрязги! - раздался голос человека в чёрном. - Тебя, Ланфир, (3) это тоже касается! Эвал, (4) готов ли ты изложить нашу идею?
- Да, Ни'блис. (5)
- Начинай!
Один из сидящих встал, отряхнул соринку с нарядной рубахи, зачем-то посмотрел на девушку у ног, откашлялся и начал:
- Спешу сообщить высокому собранию некоторые размышления и выводы, сделанные Моридином (6) и мной за последние дни. Надеюсь, они подарят нам некоторые перспективы и, я бы даже сказал, надежды на дальнейшее воссоединение с Повелителем (7).
При слове "надежды" (8) человек с орлиными чертами лица явственно хмыкнул. Парень в ярком сценическом костюме дёрнул его за рукав.
- Прежде всего следует вспомнить об обстоятельствах нашего появления здесь. Сражённые Погибельным Огнём (9), мы не имели ни малейших шансов на спасение и, тем не менее, возродились, а это значит…
…Элан Морин Тедронай (10) слушал его вполуха. В конце концов, это они двое думали, пока все прочие сперва радовались, а потом ужасались своему оживлению.
Каждый из них претерпел смерть, которую сам Великий Повелитель считал окончательной. Элан умирал неоднократно - и мог сравнивать. В прошлые разы это было едва ли не игрой - мгновенно утихающая боль, полёт через чёрный коридор, вращение в многоцветном вихре и - новая плоть.
В тот раз всё было иначе - будто отваливался мир целиком, будто внутри души рвались все нити, и холодная мысль "навсегда" успела обжечь - и кануть вслед за убегающим миром, а потом - ничто: ни тьмы, ни света, ни памяти. Вплоть до мига, когда все Тринадцать вывалились из ниоткуда в этой комнате пред ясны очи перепуганной девушки.
Как выяснилось миг спустя, она нас призывала. И - призвала: неведомо откуда, невообразимо как. И очень быстро выяснилось, что попали они неведомо куда.
Здесь можно направлять Силу (11) , не хуже, чем в его Эпоху, и немалое число людей наверняка обучаемо, и порой Направляет - иначе бы не было того, что здесь зовут "паранормальными явлениями". Но Направляют по желанию - считанные единицы и те, как правило, сами не понимают, как это у них получается.
Их история - линейна: от рождения Вселенной до этих дней, и лишь в легендах есть смутный намёк на эпохи иные, что были и будут, только - не здесь; ну нет на этой земле их следов.
Тут лишь изредка ощущается присутствие Великого Повелителя, а значит - мы вновь стали смертны, а умерев, окажемся в руке Создателя, каким бы он ни был. Это создавало особенные сложности: пока все прочие Избранные слушаются его, но что будет завтра? И чего стоит титул Ни'блиса, если за плечами не стоит Великий Повелитель?
А Балтамель, меж тем, перешёл к сути:
- Из вышеописанного следует, что мы действительно выпали из основного потока Колеса и находимся в некоем сопредельном мире, также движимом Единой Силой. Но, если мы не хотим состариться и умереть здесь, то должны искать выход и я утверждаю, что этот выход есть!
Жестом фокусника Балтамель извлёк из-за спины книгу.
- Вот - летопись наших Эпох, изданная тут (12). Но только ли провиденье писателя связывает наши миры? Мы утверждаем, что нет! Должны быть души "оттуда": аналоги, отражения! И, если не вдаваться в доказательные подробности, нам следует искать Дракона Возрождённого (13), который тоже ходит по этой земле. Найдя его и использовав, что будет нетрудно, учитывая местные реалии, мы либо со славою вернёмся в Колесо, либо откроем Великому Повелителю путь в этот мир!
- Где ты собираешься его искать? – спросил человек с орлиным носом. – Земля велика…
- Он должен быть здесь, поблизости, потому, что мы связаны.
- В одном лишь этом городке - тысяч сто! Если он - не знаменитость, мы не управимся и за век.
- Для того-то я и собрал вас, - перебил Демандреда Ишамаэль. – Пусть каждый выскажет свои соображения, возможно, цель ближе, чем нам кажется.
- Да будет так! - провозгласила женщина в белом.
- Присоединяюсь к Ланфир! - подала голос Месаана.
- И я!
- И я…
- Здесь не Зал Слуг! (14) Сейчас мы обдумаем пути и средства, а потом каждый их выскажет.
- Я не закончил! - произнёс Балтамель.
- Что ещё… - проворчал Демандред.
- Говори! - Ишамаэль оборотил к Балтамелю лицо, точёное и злое.
- Я предлагаю сделать то, что и так само собой разумеется - провозгласить Снежную Леди новой Избранной.
- Такан'дар далеко, - обронил Саммаэль. (15) - Как она встретится с Повелителем?
- Потом встретиться! - оборвал его Равин. - Вряд ли Повелитель будет против.
- Пусть сперва научится, - хмыкнула Месаана.
- Конечно провозгласить! - взвился Агинор. - Да с таким талантом в Коллам Даане (16) её бы на руках носили!
- Сойдёт, - бросила Семираг. - Она мне нравится.
- Тринадцать – слишком хорошее число, - задумчиво изрёк Демандред.
- Поздно. Она уже - одна из нас, - прошептала Грендаль.
- Быть может, Повелитель послал нам её через миры. Он разгневается, если мы не оценим дара, - сказал Асмодиан.
- Это точно, - зябко поёжилась Могидин.
- Она вернула нас к жизни, - медленно произнесла Ланфир, глядя то на Снежану, то на Балтамеля.
- Не рано ли? - скептически улыбнулся Бе'лал. - Иные по сто лет признания добиваются...
- Не рано! - ответил за Балтамеля Ишамаэль. - И быть по сему! Снежная Леди, встань в круг!
Девушка несмело поднялась.
- Я, Моридин, Ни'блис, Тень Тьмы и Душа Мрака, именем и волею Шайи'тана, Великого Повелителя Всего и Вся, меняю твою судьбу! Отныне ты - одна из Тех, Кто Избран Править Миром Вечно! (17) Да будет так во веки веков!
- А теперь - все свободны, пока я не призову вас, дабы вы изложили мне свои соображения.
*****
….А за стеной проснулся Сергей Денисович, бывший Серёга Ястребиное Крыло, и не сразу смог понять, где находится. Недельная смена в депо переворотила мысли не хуже плуга, и он долго искал рукою титан, чтобы напиться. Титана не было. Значит, он не в вагоне. А тогда - где? Дома? Но где же Маха? Ах, да, уехали к Вальке, от соседей за стеной. Нашли от чего бежать! Валька тоже на бомбе сидит, не сегодня – завтра рейдеры и на фермы нагрянут, в городе хоть видимость порядка есть.
А, кстати, снились мне эти соседи и, надо же, в виде Отрекшихся, прямо как в былые дни. Сколько лет прошло, как он последний сон о фэнтези видал? Эх, стареем, и всё - зря…
Соскользнув с койки, он провёл рукою под столешницей. Фляга была на месте. Скрутив крышку, он жадно прильнул к ней, глотая технический спирт, потом распахнул окно и закурил.
В окно ворвался чёрный ветер, истинный Мачин Шин (18). Он швырнул в лицо Сергею Денисовичу пригоршню дождя и грязный клочок, некогда бывший конвертом, а потом запел в оконной раме о боли, крови и смертях. Сергей Денисович развернул бумагу. И долго рассматривал обрывок письма, вернее - кусочек фотографии. "Маша, Коля и Верочка", значилось на обороте. Обрывок сохранил лишь одно лицо. Ему показалось - то было лицо простоволосой женщины, изгнанной из дома сегодня ночью.
Слёзы хлынули внезапно, как то бывает, когда долго не плачешь. Бережно, как святую реликвию, держал он в руке чужое письмо, и вслед за слезами навалились образы и память.
Он вспоминал юность и книги, мечты и игры: великое множество книг и игр. В те дни он не боялся ни Бога, ни чёрта, а уж тем паче - Отрекшихся. Когда он одолел первого? На "Манетерене"? (19) Ах, нет, на "Драконовой горе"
Он был айильцем, мастер выписал ему "тарашку" в виде сертификата Направляющего, он, согласно традиции, пошёл убивать Тёмного, а завалил, кажется, Бе'лала, в положенное время сбрендил, вынес кучу троллоков, а в мертвятнике его поджидал сюрприз: мастер впопыхах дал ему чип Саидар! Вот смеху-то было! Бе'лал, катаясь по траве, предложил ему идти в Избранные, под сенью Повелителя, мол, всё сойдёт. А Шириам обещала пристроить в Белой Башне сразу в Принятые, после смены пола, разумеется. Но мастера были непреклонны, и Серёгу выпустили Драгкаром, (20) "которому читать не обязательно".
Потом был "Тармон-Гайдон" (21) - игра всех времён и народов, сразу после экранизации. Вот когда было жарко! Девять дней, за которые он побывал шайнарцем, лордом (22) Тира, Стражем и Белоплащником, сражался с Шончан, у колодцев Дюмай, осаждал Белую Башню, погиб на руинах Малкир.
А в конце, будучи Аша'маном, в третий раз штурмовал Шайол Гул. Вот тогда-то они и поквитались за всё: за Андор, Малкир и Башню, развалины Танчико, утопленный Шончан и Тир под Погибельным Огнём. Он сразил двоих: Ланфир и Месаану, но Саммаэль его таки-достал...
Его, как, впрочем, и всю игру, спасли мастера, уж никак не желавшие отдавать победу Тёмному. Чрезвычайно вовремя найденный Рог Валир (23) переломил ход сражения. Он ворвался в Такан'дар в числе Героев Рога, но Ишамаэля, успевшего набрать немеряную "экспу", пришлось валить всем миром: впереди, само собою, Рандушка, наш Дракон Четырежды Возрождённый, Мэт, (24) Найнив и дюжина выживших Героев, среди которых Илэйн, Перрин и я... Господи, где все они теперь? Помнят ли те дни, и часто ли вспоминают? Что с ними? Живы ли, бедствуют или пристроились? И как пристроились? В памяти всплыла его работа: бесконечная череда вагонов на ремонте - и эшелоны, уходящие вдаль, увозя их жизни в оплату неоплатного долга. Мерзко, конечно, но бывает хуже.
Он попытался вспомнить бездомных, через которых переступают, не замечая, но вспомнилось иное: похотливую ухмылку соседа за стеной, затравленные глаза Снежки, визг тормозов в ночи, огни в парадном и крик... Только не это, только не это - увидеть среди этой рейдерской мрази одного из наших...
Почему "коллекторы" всегда приходят ночью? Для пущего страха? Или, подобно вампирам, боятся дня? Эх, зажечь бы в ночи некое нездешнее Солнце, то-то бы они скукожились! А может, оно и было у нас, Солнце иных миров? Не даром же ему порой кажется - буде мы вместе - не допустили бы непотребства. Быть может, позови мы вместе Героев Рога - и те бы явились в чёрный час. А теперь, наверно, и Рог Валир нас не подымет...
Они расстались раньше, чем начался кошмар. Разлетелись по семьям, разбежались по домам, и не от того, что семьи вдруг появились. Разбежались навстречу мечте о стабильной, обеспеченной, правильной жизни. И утратили дружбу, и сказки, и Нездешнее Солнце, и праведный бой, а приобрели долги, дрязги, измены и водку.
Они с Махой отошли от тусовки потому, что не хотели видеть развод Арагорна и Арвен (25) и то, как Гимли тихо спивался. А теперь и он не помнит, кто кем был. Илэйн на "Тармон Гайдоне" играла Маха, Найнив играла себя, Мэта - покойный Петька, Перрина - Васька Шуйский, а кто были Эгвейн, Ланфир, Кадсуане? Кто был Ишамаэлем, наделавшим нам столько хлопот? Надо же - запамятовал. Игру - помню, а имена - забыл...
Зато, как наяву, он вспомнил девочку-соседку из квартиры за стеной, её мать – тогда ещё не Лидку, а Лидию Егоровну, её мужа, живого и весёлого, и своего сына – будущего адвоката. Это было всего лишь тринадцать лет назад, но - в другом городе и другой Вселенной, где в комнатах горел свет, а на кухне – газ, где люди ходили в кино, а по выходным – выезжали за город, где в будущем жили надежды, а в прошлом – не только долги, где в ночи боялись тьмы, а не света, и никто не был вправе выбрасывать людей из жилья, на растерзание ночному ветру.
Впрочем, всё начиналось уже тогда: долги и кредиты, рухнувшие заводы, отмывка денег и афёры на каждом шагу. Плохо, но сносно; казалось, так продлится вечно, либо станет лучше, мало кто думал, что прозябание тоже кончается, и никто – что кончается именно так…
Потом было "возрождение" и "вставание с колен" - так это тогда называлось. И понеслась военная истерия - мол, вокруг враги, скоро сожрут.
И враги действительно вскоре появились - в виде бывших братских республик, куда "великая и могучая" решила залезть на плечах наёмников и местной мрази.
Он старался не принимать участие в ура-патриотическом угаре, но хорошо помнил искажённые воплями лица тех лет - пока они были живы.
Затем, как водится, случилось то, чего никто всерьёз не ждал: атомная война... если, конечно, её можно назвать войною. Правительство, окончательно потеряв голову от безнаказанности, нанесло ядерный удар по маленькому городку на севере Европы, надеясь, что противник, испугавшись, уступит. Теперь уже бесполезно спорить, "как было бы" - ибо не уступил капитан одного из подводных ракетоносцев - и дюжина весёлых "Трайдентов" (26) понеслась к цели...
Про иное говорят: "кто не был там - тот не поймёт". Мы не знали, какова атомная война не в блокбастерах, а на самом деле. Оказалось - страшнее смерти. Более прочих повезло тем, кто сгорел в огненных штормах либо исчах неделю спустя от лучевой болезни. А ещё - жителям мелких городков на юго-западе аграрной зоны, где перерабатывался сельхоз-продукт. В городах побольше выжившие питались человечиной, и ой - не мёртвой! Покойникам, как известно, свойственно протухать... А потом грянула ядерная осень. И, как всегда, пострадали невинные.
"Россиянин, ты виновен!" - едва ли не само небо кричало нам, потрясая умершими с голодухи африканцами, китайцами, индусами - жертвами величайшего в истории неурожая.
"Русский, гори в аду!" - вторили им выжившие в испепелённых городах - жертвах ответного удара.
Но более всего человеку запомнилось иное: орбитальное фото, сделанное сошедшим с ума сотрудником NASA: площадь, кою поразили две первых боеголовки. В тот день на ней вершился подлинный шабаш - вся президентская рать, продажное духовенство и тысячи идиотов молились о скорейшей погибели супостата...
...Первый взрыв был высотным - и ударной волной впечатал толпу в камень. А второй, пониже - расплавил брусчатку. На снимке это выглядело безбрежным стеклянным полем, сквозь которое проступают лица с застывшими в беззвучном крике ртами - словно на Землю пал Коцит - последний, ледяной круг Дантова ада, где навечно погребены обманувшие доверие...
А когда пыль и холода улеглись - все, кому не лень: от Штатов до Буркина-Фасо, потребовали репараций. И вскоре свет погас, а он, тогда ещё Сергей Денисович, главный инженер водонасосной станции, лишился работы, был бит в манифестациях тех дней, чудом избежал шальной пули и после голода и холода с трудом устроился слесарем на вагоноремонтный, что б помогать вывозить из страны всё подчистую: от лома до чернозёма.
Снова вспомнилась девочка, как её звали? Светлана? Или – Снежана? Поразительно, но он забыл её имя. Зато помнит книги, что давал ей читать. Пухлые тома фантастики – его любовь с тех давних лет, когда на одной из ролевых игр он встретил Маху. Сказка повенчала их, сказка дарила им радость бытия, и он, и она в те дни воображали себя легендарными героями, порой им казалось, что так и было, в какой-то иной, волшебной жизни. И даже круговерть быта не охладила их пыл, а вскоре явился и наследник: Яшка-Промакашка, будущий гений юриспруденции: теперь героем воображал себя он. Воображал - пока не сгинул в тюрьме на седьмой год "возрождения"…
Тогда он, Серёга, плевал в лицо следователям и зло шипел, мол, вам не обойдётся. Не обошлось… И вот мы должны едва ли не всему миру, Маха бежит из родного дома к Вальке в деревню, куда пока не добрались рейдеры, муж Лидии Егоровны повесился в камере, сама она спилась, а Светлану-Снежану насилует сожитель матери - мелкая сошка коллекторной кампании. А он, легендарный герой былого и грядущего, ничего-то поделать и не может. Разве что… кто б не зажёг тот свет в ночи - он, Серёга Ястребиное Крыло, одобряет его! Да, одобряет: если они, неведомые и ужасные, свернули шеи Лидке с хахалем, да на глазах у Светки-Снежки! Так им и надо, так и надо! Погибельным Огнём всех рейдеров, правительство и прочую сволочь, а заодно и трусов за окнами, всю эту мразь, жмущуюся по углам! Да сожги этот "кто-то" хоть весь мир - он, Серёга, не скажет в поперек и слова! Потому что ничего не осталось, кроме драных одеял и проданных книг…
А ветер крепчал, ветер бил в лицо клочьями тумана, иссушая слёзы до рези в глазах. И Сергей Денисович попытался закрыть раму, но она не подалась. Проклятый ветер что-та заклинил в ржавой петле, и пришлось шарить в потёмках, перегибаясь за подоконник. Наконец, потеряв надежду что-либо нащупать, Серёга - Ястребиное Крыло послал раму к троллокам и отправился спать. Глянь он во тьму снова - увидел бы Ишамаэля на соседнем балконе, метрах в трёх от себя...
*****
Элан Морин Тедронай смотрел на город, а город смотрел на него. Смотрел сотнею глазниц: пустых, тёмных и озарённых огнём. Город умирал и стонал в агонии от множества ран, которых не Исцелить (27).
Там, за чёрными окнами, спали его жители и требовалось совсем немного Таланта, что бы узрить их сны: сны о прекрасном "вчера" и ужасном "сегодня": клубки горя, отчаянья и злобы.
Заснул и сосед за стеной: надо же, ему сниться Колесо. Но не обязательно потому, что он родом оттуда - недавно здесь играли в события о нас, по той самой книге. А может, и не просто играли, одно другого не исключает, хотя вряд ли он был Ястребиным Крылом (28). А жаль, неплохо бы встретится за доской Ша'рах: (29) Артур был сильным противником.
Из-за угла выбежала женщина, бросилась к куче узлов, лежащих у парадного, схватила один, другой, пыталась сдвинуть третий, упала на них и заголосила. Тотчас же, как по волшебству, немногие огни в окнах погасли. А женщина всё кричала, стенала, хваталась за неподъёмную ношу, падала под её весом и голосила снова, пока из подъезда не вышел человек с палкой и принялся молча, методично её избивать. Она враз замолкла, пытаясь зарыться в гору вещей, он вытащил её за волосы и, осыпая ударами, погнал по улице. Потом вернулся, просунул палку в два узла, взвалил на плечи и скрылся в дверях.
Чёрный вихрь пронёсся по улице. Вихрь взметнул к небу облако бумаг, сорвал с крыши лист железа, разметал по дороге узлы и плотный, как таран, ударил в стену дома. Щит Силы остановил его, но несколько капель дождя попало Ишамаэлю в лицо, да тонкий ус тумана, обретя подобие жизни, зазмеился у ног. Элан брезгливо сжёг его потоком Силы. "Так уже было. В Аридоле. (30) Надеюсь, Артур не родился здесь. Даже для него это - слишком..."
Уходя с балкона, он подумал, что вопреки собственному прозвищу, принёс этому городу надежду. Надежду на продолжение. Что бы не уготовил им Великий Повелитель, это - будущее, пусть и в невообразимых человеку формах. А без Него их ждёт смерть - в холоде, грязи и блевотине, под вечную песню Чёрного Ветра...
В комнате никого не было, даже кресел: он сам поместил их в Лакуну (31). Он обошёл комнату несколько раз, вспоминая, как пять дней назад оказался здесь. Эта девушка... здесь ходит поговорка "Вера горами движет". М-да, иначе не объяснить то, что она сотворила. И какими полными надежды и обожания глазами она смотрела на них, прекрасно зная, кто они такие. По крайней мере, причина любви выяснилась тотчас, после знакомства с её милыми родственниками...
Ах, с какой страстью она громила мебель и обдирала эти стены, когда он и Ланфир Соединились (32) с нею! И какие замечательные куклы получились из насильника-отчима и предательницы-матери! Откуда только научилась? Элан не понаслышке знал, сколь это сложно, когда-то у него был целый камин таких "куколок"... "Прав Агинор - ай-да девчонка! А, кстати: где она?"
Он нашёл её быстро и именно там, где предполагал. Эвал Раммен не утруждал себя роскошными жилищами: проведя пол-жизни в экспедициях, Балтамель умел создать романтический приют воистину где угодно. Тем более - на старом чердаке, будто нарочно созданном для свиданий... Она сидела у него на коленях, а он, приобняв за плечи, что-то нашёптывал ей на ухо.
- А знаешь, Снежана, Эвал Раммен известен как величайший ловелас Эпохи, - сказал Ишамаэль, неслышно подойдя сзади. - А ещё он любит заниматься раскопками за деньги прекрасных дам, а не так давно сам был женщиной. (33)
- Обожаю трансвеститов! И секс втроём - тоже! - произнесла Снежана с явным вызовом.
- Да хоть вшестером! Мне нет дела до твоих интимных пристрастий, даже если ты превзойдёшь Грендаль! А вот о том, что прямо сегодня твой кавалер подарил тебе смерть - следует вспомнить! - изрёк Ишамаэль, громоздясь над Снежаной, как туча. Девушка разом сжалась, словно стремясь затеряться в объятиях Балтамеля.
- Что ты имеешь в виду, Элан? - уставился на него Балтамель.
- Не более, чем звание Избранной, навязанное тобой. - Или ты забыл, к чему оно ведёт... в большинстве случаев?
- Неужто ты полагаешь, что кто-то посмеет её тронуть? Держу пари, даже Барид Бел благодарен ей!
- Пока - благодарен. Пока мы - здесь. О, я успел заметить, во что превратился Круг Избранных на этой земле! Прямо овечки с выставки, сама кротость... Особенно, когда при помощи тер'ангриалов язык в себя вгружали и потом возились с местной... Сетью, дабы ориентироватся в новом мире! Но причина этому - страх! Страх смерти, страх неведомого - вот мы и жмёмся друг к другу. И к ней, полагая её шансом Повелителя. Но то ли будет, если мы вырвемся отсюда, и Демандред вдруг вспомнит, что его обошли снова? Да и Саммаэль с Бе'лалом не лучше. Ты подумал об этом, Эвал? А если подумал - сказал ли ей?
- Мне кажется, она успела понравится кое-кому...
- Да, Ланфир, она порой сентиментальна. Как и Асмодиан. А Бе'лалу, как ты, надеюсь, заметил, она понравилась в... личном смысле. Но сердце его переменчиво... если оно вообще есть.
- Но Агинор, Семираг...
- Агинор всегда мечтал об ученице и... матери его зверушек. Семираг, возможно, тоже. И в этом - её единственный шанс. Меж тем пока она - невежда, а ты ей о любви поёшь.
- Я буду её учить...
- Ты? Учить направлять Саидар?! (34) - хохот Ишамаэля, как гром, прокатился по чердаку, из глаз его брызнуло пламя. Снежана дёрнулась, как от удара.
- Я имел в виду...
- Что неплохо бы развить её таланты прежде, чем посвящать в проблемы высокой науки. А для этого не найти никого лучше Месааны, не правда ли?
- Она не любит меня... - подала голос Снежана.
- Она трепетно любит любого, кто её просит, по крайней мере - до тех пор, пока ей есть, чему учить. Попроси - убедишься! И советую сделать это побыстрее, прежде, чем за тебя возьмётся Семираг!
Он посмотрел Снежане в глаза. Она не отвела взгляда.
- Ладно, воркуйте пока. А ты, Эвал, впредь сообщай мне о своих намерениях. Этот случай я по старой дружбе прощаю, но ты знаешь, что бывает с теми, кто пытается мной манипулировать!
С этими словами Ишамаэль открыл Врата. И вышел ко льдам Антарктиды и красному Солнцу, до половины ушедшему за горизонт. Здесь, под куполом Силы, он создал дом. Ему, как и Балтамелю, было безразлично: все ли оценят его затею. Но, в отличие от него, он стремился к уединению.
Но вряд ли возможно уединиться от собственных мыслей. Он продолжал думать о Снежане так, будто она была ему другом или роднёй. И это было, по меньшей мере, странно. Он не имел детей, его любовный опыт был невелик и несчастлив, ему было почти неведомо то, что люди называют дружескими чувствами. Приятели, единомышленники, интересные собеседники, вроде Балтамеля - были, но ближе - никогда. Забавно, но при этом его, Элана Тедроная, считали другом очень и очень многие. Даже Теламон с Илиеной... (35) И тут - эта девчонка. Почему?
Она выдержала его взгляд. Её не страшит Семираг. Её вообще ничего не страшит, будто наихудшее уже позади... а ведь так оно и есть.
Так и есть - потому, что пять дней назад никаких надежд у неё не было. Лишь каждодневные издевательства и перспектива однажды погибнуть от руки пьяного мерзавца. За что ему, кстати, ничего не будет, даже от родной оскотиневшейся матери. А вот ей - будет: людское презрение - если останется жива, или суд Создателя, если жизнь прервётся.
Он долго плевался, познакомившись с верой этих людей, с тем, как она преломляется в их сознании. По их мнению, Создателю нечего делать, кроме как мелочно выискивать поступки, не соответствующие его воле. И, независимо от причин, итог всегда один - кара. Прижизненное горе, скверное перерождение или падение к Великому Повелителю: эти люди не договорились, что из трёх - истина, но поразительно единодушны в том, что кара неизбежна.
При том, за бездействие кара не полагается, и те, кто молча проходил мимо рыдающей Снежки, могут ничего не опасаться ни в этом, ни в будущем бытии. Достойно удивления, что здесь столь мало "друзей Тёмного". Великий Повелитель местных легенд лучше уже потому, что имеет мужество сражаться с таким Создателем!
Поразительно, что у Снежки не раскололась душа. Лишь глупцы полагают, что она, мол, неразрушима. Он, Ишамаэль, однажды превзойдя мрачную славу Семираг, экспериментально доказал, что это не так. Именно крушение надежд и расщепляет душу, а Снежка, меж тем, цела. Чудо сродни тому, как у Троллоков рождаются Мурдраалы. (36) Здесь не обошлось без воли Повелителя, возможно, Асмодиан прав, и сам Шайи'тан откликнулся на её зов? Так и должно быть: кровь зовёт кровь!
А он устроил ей выволочку: в точности, как строгий отец. Со стороны можно подумать - взревновал к Балтамелю, а на самом деле... хотел защитить от последствий звания Избранной, полученного прежде времени? При этом сам полагая, что уж она-то заслужила милость Повелителя поболее многих. "Я забочусь о ней? Вот так-так..."
Он постоял немного, обдумывая понятое так и этак. Потом огляделся. Кровавое Солнце недвижно висело у края небес, а низко над горизонтом сияла одинокая звезда. "Венера, мир раскалённый и прекрасный, - подумал он. Однажды я создам дом там, а этот отдам Снежной Леди. И тогда каждый поймёт: обидеть её - связаться со мной!"
Он открыл Врата, досадуя, что не может проколоть Узор Истинной Силой. (37) И вновь оказался на пороге комнаты с бетонными стенами, но не вошёл в неё, а, обернувшись на каблуках, шагнул в коридор. И долго стоял над грудой обломков, недавно составлявших чью-то жизнь.
Он пытался найти нечто, принадлежавшее Снежане - и не находил. Лишь тряпьё, бутылочное крошево, обломки грязного стола да примитивный визор, за которым местные проводят часы и дни. Если они и были - её вещи, то давно выброшены или проданы. Разве что маленькая бумажная картинка ещё хранит тепло её рук. Ишамаэль уже знал, что перед ним - так здесь изображают Создателя. Он поднял икону с пола.
- Когда-то она молила тебя о спасении, - вполголоса проговорил Ишамаэль, держа икону в ладонях. - Долго молила, трепетно, до сих пор след не сошёл. А ты не торопился... Почему - я тебя спрашиваю? Молчишь... Всегда молчишь.... А зря - ибо враг твой оказался милосерднее, Рыбарь сам пожелал быть у него - и ныне мой ход!
Он внёс икону в комнату с ободранными обоями и закрепил на стене напротив окна.
- Надеюсь, видеть ты ещё не разучился?
*****
Серёга - Ястребиное Крыло спал и видел сон. Чужой сон - с ним такое порой случалось: когда-то - редко и сны были смутны, после женитьбы - часто, после войны - снова изредка. Ему снилась Маха, вернее - ему снилось то, что снилось Махе. Она пребывала в полудрёме, устав после какой-то неприятной беседы, возможно - с тётей Валей. Она вместе с нею злилась на мужчин - и не мудрено: пол-года назад Валькина семейная жизнь уже была не сахар - и вряд ли изменилась к лучшему. Потом, поворочавшись в кровати, Маха стала вспоминать молодость: веселье, игры, Яшку... - но тут же прервала себя:
"Дура я была дурой! - едва не кричала Маха во сне. - Драпать надо было из этой проклятой страны, как из чумного города, а мы вместо того в игрушки играли! А этот дубина стоеросовый до сих пор о том ностальгирует!
Сергею Денисовичу, даже сквозь сон, стало очень-очень горько.
- Прошлого не вернёшь, - прошептал он. - И кто его знает: были бы мы живы, сбеги за кордон. Едва ли не все города, что были для наших сограждан предметом мечты, ныне в пепле и руинах. Там был бы и наш пепел, а так... да, дела плохи и надежд не видать, но это не повод надругаться над тем, что было дорого, и что у нас никто не отнимет, ибо память отнимаема лишь вместе с жизнью. По крайней мере - пока мы ею дорожим...
А Маха всё ворочалась в полудрёме и сон её Серёгу не отпускал. На этот раз до Махиных ушей долетала перебранка тётки Вали ещё с кем-то.
- Мы столько прошли, где твоё сердце! - возглашал мужской голос.
- Тебе сказать, или - не при мужчинах? - огрызался женский. - Своё ты там же забыл?
- Оно - у тебя, ты знаешь...
- Ага, прямо как в песне: "Возьми моё сердце, возьми мою печень, возьми мою почку, возьми и вторую!" Всё, мол, возьми, только хуя оставь, дабы в чужие щели совать чего было. Так ли, козёл?
Ответом были невнятные восклицания.
- Да ты расслабся, мне уже похер, - примирительно произнёс женский голос. - Ты мне теперича без надобности: что с хуем, что - без. Иной завёлся, потвёрже твоего. И не только - в штанах.
Раздалась оплеуха, потом - звон разбитой посуды, мужские маты, быстро перешедшие в визг, коий звучит лишь тогда, когда человека чем-то ошпарили, далее - визг женский, вопли "убивают!!!", глухой удар, мужской вскрик, стук отворяемой двери, да грохот чего-то, летящнго беглецу вослед.
Махин страх там, в далёких и малознакомых Новосёлках, был столь силён, что Сергей Денисович едва не подскочил на кровати, мигом выпрыгнув из объятий сна. Он огляделся, поначалу не соображая: сперва - где он, а потом - куда девалась Маха. Наконец, вспомнив то и это, он лёг спать вновь, но сон не шёл. Он ворочался так и этак, пытаясь, как то бывает при бессоннице, отыскать "ту самую позу". Но вместо неё - отыскал плотный свёрток бумаги, оттягивающий карман. Серёга встал, зажёг коптилку, и при свете её принялся читать плотные, мелованной бумаги, листы, пропечатанные на добром довоенном лазерном принтере.
"Где-то есть город" - значилось на первом из них.
Отправлено из приложения Diary.ru для Android
ГДЕ-ТО ЕСТЬ ГОРОД…
Или - история гибели одного из миров.
Повесть по мотивам «Колеса времени»
и земного бытия.
...Когда-то сюда пришёл Он -
Так давно, что он был всегда,
Сделал их всех теми, кто они есть,
Сделал всё это тем, что есть,
Но если ему надоест!
Поднимется ветер от мыса Клод,
Острова Лод, имени Год -
И тогда-то сюда явится Тот,
Восстанет вода, камень и лёд,
О, очень скоро сюда придёт
ТОТ.
(Ольга Арефьева, «Тот»)
13. - Раненые городом.
...Город не спал, несмотря на то, что зябкая ночь накрыла его покрывалом сырым и серым. Не спал, хоть ни одна звезда не сияла в безвидном небе, не горели фонари, и темны были фары машин, кое-где стоявших у дороги.
Город не спал: холодный ветер терзал во тьме деревья, подымал с мёрзлой земли пыль, и гнал по улицам клочки бумаги - извечных вестников разрухи, горя и войны.
Ветер ерошил тусклое зеркало луж, ухал железом крыш, скрипел оконными рамами - теми, где стёкол не было. Лишь кое-где в проёмах рдел свет – дрожащий и слабый, свечи, а не лампы.
Свет будто боялся покинуть провалы окон, быть заметным, увиденным - и запоздалый прохожий обходил стороной дома, где было слишком много света. Проехала машина - и с проворством ящерицы прохожий вжался в темноту, в спасительные тени, незримые деревья и лужи с чёрной водой.
Наверно, он пробирался домой - маленький человек раненого города. Возможно, он шёл с работы, в душе проклиная холод, ветер, замерший транспорт и комендантский час.
Наверно, его кто-то ждал: жена, дочь или старый отец: ждал, с тревогой глядя за чёрный окноём; ждал, кутаясь в одеяло и кутая в газету свечу, чтобы она не была заметна с улицы; ждал, грея на углях немудрёную пищу: то, что послал день.
Прохожий завернул за угол, откуда уже должно быть видно родное окно: капелька света на серой скале, когда-то бывшей стеною дома. Но открывшееся зрелище обожгло человека до самых костей: по центру стены сияла звезда.
Яркая, электрическая, она словно смеялась над страхами людей, над их горем и надеждами, ей не было дела до того, видят её или нет, ей было плевать, что с лета район обесточен... Это могло означать лишь одно - где-то под парадным притаилась машина, а скоро из окна раздастся крик. Человек застыл, сражённый горем. Мгновением позже он слился с тенью закрытого ларька.
Но время шло, а крик не раздавался. Человек несмело отделился от стены. Электрическая звезда продолжала сиять. Человек огляделся: машин вроде нет. Тогда - что это? Кто мог сойти с ума настолько, чтобы зажечь свет? Если жизнь не мила - о других бы подумал!
Он бросил взгляд на стену ещё раз, отыскивая родное окно. Не нашёл - звезда мешала. Он постоял, разгораясь гневом, потом сорвался с места и нырнул в чёрный зев парадного, намереваясь сказать неведомым безумцам всё, что он думает о них и их неосторожности.
А свет продолжал сиять: ровный, яркий и совсем не электрический. И старушка, взглянув на него из соседнего окна, торопливо перекрестилась…
Тёмная лестница привела человека к открытой двери. Свет брезжил оттуда. Подавив внезапно нахлынувший страх, человек шагнул в прихожую.
Она была завалена обломками мебели - будто их выбросил некий взрыв. Несколько секунд человек оторопело смотрел на телевизор, экран которого пробила ножка стула, и полосы обоев, словно содранные огромной тёркой. Из щели разломанного стола выглядывала сложенная книжкой стопка бумаги: человек вытащил её и сунул в карман, а потом осторожно заглянул в комнату.
Свет шёл из-под потолка, от чего-то, похожего на шаровую молнию. Стены были ободраны до бетона, но на полу стояло строгое чёрное кресло, а в нём восседала женщина поразительной красоты, одетая в роскошное, вычурное платье. Она медленно оборотила лицо и улыбнулась. Изгиб её губ был столь соблазнителен, что любой ловелас отдал бы за него пол-жизни, но будто сама смерть глянула на человека из тех очей. Он бросился бежать прежде, чем осознал сие.
Он не заметил, как слетел по лестнице во двор и вихрем ворвался в другое парадное. Мысли вернулись к нему лишь у знакомой двери. Короткая возня с ключами - и он дома. Но дом пуст, лишь на кухне, под огарком свечи, белела записка:
"Мы в Новосёлках, у тёти Вали и останемся там. Здесь больше жить нельзя: у соседей за стеной, ну, бывших Свешниковых, появились постояльцы. Это не то, что ты подумал: я не знаю, кто они, но лучше бежать. Похоже, Лидку с хахалем уже пришибли, дочка ихняя лазит с одним из них, а он такое страшилище, что любой ужастик краше. А ещё им плевать на комендантский и своя электрика, понял? Как придёшь - живо к нам, хоть в полночь, хоть за полночь, вещи потом перевезём, по возможности. И, ради всего святого, не ночуй там, слышишь! Твои Вова, Люба и Маха."
Вздохнув, человек направился к двери. Но тут случилось то, чего он боялся уже невесть сколько дней: парадное дома напротив озарил свет, взвизгнули тормоза и люди с фонарями, как муравьи, устремились в дверь. Минутою позже раздался тот самый крик, что порой преследовал его во сне - и тут же свечи в окнах стали гаснуть, весь квартал во мгновение ока окутался мраком и лишь огонь из странной комнаты продолжал гореть, рисуя на земле причудливые тени.
Но суетящиеся люди словно не замечали его, крик повторился, двое с фонарями вытолкали из дверей простоволосую женщину и ещё кого-то.
Смотреть дальше человек не стал. Он бросился на кровать, зарылся в тряпьё, когда-то бывшее пледом и задрожал: мелко и постыдно. Он лежал тише мёртвого, проклиная биение собственного сердца, слух его буравил тишину за дверью, но, кроме криков с улицы, снаружи ничего не происходило: ни дробных шагов, ни голосов на лестнице, ни рокового стука в дверь. Лишь за стеною, там, где горел свет, ощущалось некое присутствие: то ли шорох, то ли шёпот.
Так он и ворочался с боку на бок, а сон всё не шёл, и смутный шёпот за стеной подстёгивал мысли: о странных постояльцах, спившейся Лидке, покойном Ваське и их разнесчастной дочери: то ли Светке, то ли Снежке. А ещё - о жене Махе с детьми, что не далее, как сегодня утром бежала из родного дома к тётке Вале, которая и не тётка вовсе, а так: приятельница по несчастью, недавно слегка "поднявшаяся" и от того - загордившаяся "по самое немогу", что вряд ли несёт Махе удачу...
А когда наконец человек уснул - он вновь оказался в комнате с содранными обоями и шаровой молнией под потолком. Более там ничего не было: ни шкафа, ни стола, ни самой малой полочки - лишь круг из тринадцати высоких кресел, и тех, кто сидел в них.
Восемь мужчин и пять женщин в нездешних, причудливых нарядах, казалось, о чём-то совещались. Светка-Снежка тоже была там: она присела у ног человека, облачённого в чёрное. На её коленях лежало две куклы, одеждой и лицом поразительно схожие с Лидкой и её безымянным приятелем. Время от времени она дотрагивалась до них, будто гладя…
*****
- Дорогая, ты заметила, что к нам едва не пришёл гость? - спросил человек с сединою на висках женщину в роскошном платье.
- Разумеется! Ведь я-то его и впустила.
- Зачем? Неужели он понравился тебе?
- Представь себе, да! Этакий храбрый туземец. Твоего Сторожа, кстати, преодолел…
- Мечтаешь о новом любимце?
- А если и так?
- Неужто твои вкусы столь испортились, Камарейл? (1) – усмехнулся человек с сединой. - Этот туземец - почти старик, да и в молодости красотой не блистал.
- Исключительно кому-то назло! - парировала женщина в роскошном платье. - Похоже, он способен на безрассудство, в отличие от тебя, Чами! (2)
- Не надо Сергея Денисовича в любимцы! Он - единственный хороший человек на весь квартал, - подала голос девушка, сидевшая у ног.
- Да неужто? - ехидно заметила черноволосая женщина в белом платье. - Уж не станешь ли ты нас уверять, что это - Он, собственной персоной, только… поизносившийся?
- А было б неплохо… - вполголоса произнесла высокая смуглая женщина в чёрном. - И проблем никаких, и тебе - шиш...
Женщина в белом метнула в неё испепеляющий взгляд. Смуглая встретила его безмятежной улыбкой.
- У, змея… - прошептала женщина в белом.
- Немедленно прекратить дрязги! - раздался голос человека в чёрном. - Тебя, Ланфир, (3) это тоже касается! Эвал, (4) готов ли ты изложить нашу идею?
- Да, Ни'блис. (5)
- Начинай!
Один из сидящих встал, отряхнул соринку с нарядной рубахи, зачем-то посмотрел на девушку у ног, откашлялся и начал:
- Спешу сообщить высокому собранию некоторые размышления и выводы, сделанные Моридином (6) и мной за последние дни. Надеюсь, они подарят нам некоторые перспективы и, я бы даже сказал, надежды на дальнейшее воссоединение с Повелителем (7).
При слове "надежды" (8) человек с орлиными чертами лица явственно хмыкнул. Парень в ярком сценическом костюме дёрнул его за рукав.
- Прежде всего следует вспомнить об обстоятельствах нашего появления здесь. Сражённые Погибельным Огнём (9), мы не имели ни малейших шансов на спасение и, тем не менее, возродились, а это значит…
…Элан Морин Тедронай (10) слушал его вполуха. В конце концов, это они двое думали, пока все прочие сперва радовались, а потом ужасались своему оживлению.
Каждый из них претерпел смерть, которую сам Великий Повелитель считал окончательной. Элан умирал неоднократно - и мог сравнивать. В прошлые разы это было едва ли не игрой - мгновенно утихающая боль, полёт через чёрный коридор, вращение в многоцветном вихре и - новая плоть.
В тот раз всё было иначе - будто отваливался мир целиком, будто внутри души рвались все нити, и холодная мысль "навсегда" успела обжечь - и кануть вслед за убегающим миром, а потом - ничто: ни тьмы, ни света, ни памяти. Вплоть до мига, когда все Тринадцать вывалились из ниоткуда в этой комнате пред ясны очи перепуганной девушки.
Как выяснилось миг спустя, она нас призывала. И - призвала: неведомо откуда, невообразимо как. И очень быстро выяснилось, что попали они неведомо куда.
Здесь можно направлять Силу (11) , не хуже, чем в его Эпоху, и немалое число людей наверняка обучаемо, и порой Направляет - иначе бы не было того, что здесь зовут "паранормальными явлениями". Но Направляют по желанию - считанные единицы и те, как правило, сами не понимают, как это у них получается.
Их история - линейна: от рождения Вселенной до этих дней, и лишь в легендах есть смутный намёк на эпохи иные, что были и будут, только - не здесь; ну нет на этой земле их следов.
Тут лишь изредка ощущается присутствие Великого Повелителя, а значит - мы вновь стали смертны, а умерев, окажемся в руке Создателя, каким бы он ни был. Это создавало особенные сложности: пока все прочие Избранные слушаются его, но что будет завтра? И чего стоит титул Ни'блиса, если за плечами не стоит Великий Повелитель?
А Балтамель, меж тем, перешёл к сути:
- Из вышеописанного следует, что мы действительно выпали из основного потока Колеса и находимся в некоем сопредельном мире, также движимом Единой Силой. Но, если мы не хотим состариться и умереть здесь, то должны искать выход и я утверждаю, что этот выход есть!
Жестом фокусника Балтамель извлёк из-за спины книгу.
- Вот - летопись наших Эпох, изданная тут (12). Но только ли провиденье писателя связывает наши миры? Мы утверждаем, что нет! Должны быть души "оттуда": аналоги, отражения! И, если не вдаваться в доказательные подробности, нам следует искать Дракона Возрождённого (13), который тоже ходит по этой земле. Найдя его и использовав, что будет нетрудно, учитывая местные реалии, мы либо со славою вернёмся в Колесо, либо откроем Великому Повелителю путь в этот мир!
- Где ты собираешься его искать? – спросил человек с орлиным носом. – Земля велика…
- Он должен быть здесь, поблизости, потому, что мы связаны.
- В одном лишь этом городке - тысяч сто! Если он - не знаменитость, мы не управимся и за век.
- Для того-то я и собрал вас, - перебил Демандреда Ишамаэль. – Пусть каждый выскажет свои соображения, возможно, цель ближе, чем нам кажется.
- Да будет так! - провозгласила женщина в белом.
- Присоединяюсь к Ланфир! - подала голос Месаана.
- И я!
- И я…
- Здесь не Зал Слуг! (14) Сейчас мы обдумаем пути и средства, а потом каждый их выскажет.
- Я не закончил! - произнёс Балтамель.
- Что ещё… - проворчал Демандред.
- Говори! - Ишамаэль оборотил к Балтамелю лицо, точёное и злое.
- Я предлагаю сделать то, что и так само собой разумеется - провозгласить Снежную Леди новой Избранной.
- Такан'дар далеко, - обронил Саммаэль. (15) - Как она встретится с Повелителем?
- Потом встретиться! - оборвал его Равин. - Вряд ли Повелитель будет против.
- Пусть сперва научится, - хмыкнула Месаана.
- Конечно провозгласить! - взвился Агинор. - Да с таким талантом в Коллам Даане (16) её бы на руках носили!
- Сойдёт, - бросила Семираг. - Она мне нравится.
- Тринадцать – слишком хорошее число, - задумчиво изрёк Демандред.
- Поздно. Она уже - одна из нас, - прошептала Грендаль.
- Быть может, Повелитель послал нам её через миры. Он разгневается, если мы не оценим дара, - сказал Асмодиан.
- Это точно, - зябко поёжилась Могидин.
- Она вернула нас к жизни, - медленно произнесла Ланфир, глядя то на Снежану, то на Балтамеля.
- Не рано ли? - скептически улыбнулся Бе'лал. - Иные по сто лет признания добиваются...
- Не рано! - ответил за Балтамеля Ишамаэль. - И быть по сему! Снежная Леди, встань в круг!
Девушка несмело поднялась.
- Я, Моридин, Ни'блис, Тень Тьмы и Душа Мрака, именем и волею Шайи'тана, Великого Повелителя Всего и Вся, меняю твою судьбу! Отныне ты - одна из Тех, Кто Избран Править Миром Вечно! (17) Да будет так во веки веков!
- А теперь - все свободны, пока я не призову вас, дабы вы изложили мне свои соображения.
*****
….А за стеной проснулся Сергей Денисович, бывший Серёга Ястребиное Крыло, и не сразу смог понять, где находится. Недельная смена в депо переворотила мысли не хуже плуга, и он долго искал рукою титан, чтобы напиться. Титана не было. Значит, он не в вагоне. А тогда - где? Дома? Но где же Маха? Ах, да, уехали к Вальке, от соседей за стеной. Нашли от чего бежать! Валька тоже на бомбе сидит, не сегодня – завтра рейдеры и на фермы нагрянут, в городе хоть видимость порядка есть.
А, кстати, снились мне эти соседи и, надо же, в виде Отрекшихся, прямо как в былые дни. Сколько лет прошло, как он последний сон о фэнтези видал? Эх, стареем, и всё - зря…
Соскользнув с койки, он провёл рукою под столешницей. Фляга была на месте. Скрутив крышку, он жадно прильнул к ней, глотая технический спирт, потом распахнул окно и закурил.
В окно ворвался чёрный ветер, истинный Мачин Шин (18). Он швырнул в лицо Сергею Денисовичу пригоршню дождя и грязный клочок, некогда бывший конвертом, а потом запел в оконной раме о боли, крови и смертях. Сергей Денисович развернул бумагу. И долго рассматривал обрывок письма, вернее - кусочек фотографии. "Маша, Коля и Верочка", значилось на обороте. Обрывок сохранил лишь одно лицо. Ему показалось - то было лицо простоволосой женщины, изгнанной из дома сегодня ночью.
Слёзы хлынули внезапно, как то бывает, когда долго не плачешь. Бережно, как святую реликвию, держал он в руке чужое письмо, и вслед за слезами навалились образы и память.
Он вспоминал юность и книги, мечты и игры: великое множество книг и игр. В те дни он не боялся ни Бога, ни чёрта, а уж тем паче - Отрекшихся. Когда он одолел первого? На "Манетерене"? (19) Ах, нет, на "Драконовой горе"
Он был айильцем, мастер выписал ему "тарашку" в виде сертификата Направляющего, он, согласно традиции, пошёл убивать Тёмного, а завалил, кажется, Бе'лала, в положенное время сбрендил, вынес кучу троллоков, а в мертвятнике его поджидал сюрприз: мастер впопыхах дал ему чип Саидар! Вот смеху-то было! Бе'лал, катаясь по траве, предложил ему идти в Избранные, под сенью Повелителя, мол, всё сойдёт. А Шириам обещала пристроить в Белой Башне сразу в Принятые, после смены пола, разумеется. Но мастера были непреклонны, и Серёгу выпустили Драгкаром, (20) "которому читать не обязательно".
Потом был "Тармон-Гайдон" (21) - игра всех времён и народов, сразу после экранизации. Вот когда было жарко! Девять дней, за которые он побывал шайнарцем, лордом (22) Тира, Стражем и Белоплащником, сражался с Шончан, у колодцев Дюмай, осаждал Белую Башню, погиб на руинах Малкир.
А в конце, будучи Аша'маном, в третий раз штурмовал Шайол Гул. Вот тогда-то они и поквитались за всё: за Андор, Малкир и Башню, развалины Танчико, утопленный Шончан и Тир под Погибельным Огнём. Он сразил двоих: Ланфир и Месаану, но Саммаэль его таки-достал...
Его, как, впрочем, и всю игру, спасли мастера, уж никак не желавшие отдавать победу Тёмному. Чрезвычайно вовремя найденный Рог Валир (23) переломил ход сражения. Он ворвался в Такан'дар в числе Героев Рога, но Ишамаэля, успевшего набрать немеряную "экспу", пришлось валить всем миром: впереди, само собою, Рандушка, наш Дракон Четырежды Возрождённый, Мэт, (24) Найнив и дюжина выживших Героев, среди которых Илэйн, Перрин и я... Господи, где все они теперь? Помнят ли те дни, и часто ли вспоминают? Что с ними? Живы ли, бедствуют или пристроились? И как пристроились? В памяти всплыла его работа: бесконечная череда вагонов на ремонте - и эшелоны, уходящие вдаль, увозя их жизни в оплату неоплатного долга. Мерзко, конечно, но бывает хуже.
Он попытался вспомнить бездомных, через которых переступают, не замечая, но вспомнилось иное: похотливую ухмылку соседа за стеной, затравленные глаза Снежки, визг тормозов в ночи, огни в парадном и крик... Только не это, только не это - увидеть среди этой рейдерской мрази одного из наших...
Почему "коллекторы" всегда приходят ночью? Для пущего страха? Или, подобно вампирам, боятся дня? Эх, зажечь бы в ночи некое нездешнее Солнце, то-то бы они скукожились! А может, оно и было у нас, Солнце иных миров? Не даром же ему порой кажется - буде мы вместе - не допустили бы непотребства. Быть может, позови мы вместе Героев Рога - и те бы явились в чёрный час. А теперь, наверно, и Рог Валир нас не подымет...
Они расстались раньше, чем начался кошмар. Разлетелись по семьям, разбежались по домам, и не от того, что семьи вдруг появились. Разбежались навстречу мечте о стабильной, обеспеченной, правильной жизни. И утратили дружбу, и сказки, и Нездешнее Солнце, и праведный бой, а приобрели долги, дрязги, измены и водку.
Они с Махой отошли от тусовки потому, что не хотели видеть развод Арагорна и Арвен (25) и то, как Гимли тихо спивался. А теперь и он не помнит, кто кем был. Илэйн на "Тармон Гайдоне" играла Маха, Найнив играла себя, Мэта - покойный Петька, Перрина - Васька Шуйский, а кто были Эгвейн, Ланфир, Кадсуане? Кто был Ишамаэлем, наделавшим нам столько хлопот? Надо же - запамятовал. Игру - помню, а имена - забыл...
Зато, как наяву, он вспомнил девочку-соседку из квартиры за стеной, её мать – тогда ещё не Лидку, а Лидию Егоровну, её мужа, живого и весёлого, и своего сына – будущего адвоката. Это было всего лишь тринадцать лет назад, но - в другом городе и другой Вселенной, где в комнатах горел свет, а на кухне – газ, где люди ходили в кино, а по выходным – выезжали за город, где в будущем жили надежды, а в прошлом – не только долги, где в ночи боялись тьмы, а не света, и никто не был вправе выбрасывать людей из жилья, на растерзание ночному ветру.
Впрочем, всё начиналось уже тогда: долги и кредиты, рухнувшие заводы, отмывка денег и афёры на каждом шагу. Плохо, но сносно; казалось, так продлится вечно, либо станет лучше, мало кто думал, что прозябание тоже кончается, и никто – что кончается именно так…
Потом было "возрождение" и "вставание с колен" - так это тогда называлось. И понеслась военная истерия - мол, вокруг враги, скоро сожрут.
И враги действительно вскоре появились - в виде бывших братских республик, куда "великая и могучая" решила залезть на плечах наёмников и местной мрази.
Он старался не принимать участие в ура-патриотическом угаре, но хорошо помнил искажённые воплями лица тех лет - пока они были живы.
Затем, как водится, случилось то, чего никто всерьёз не ждал: атомная война... если, конечно, её можно назвать войною. Правительство, окончательно потеряв голову от безнаказанности, нанесло ядерный удар по маленькому городку на севере Европы, надеясь, что противник, испугавшись, уступит. Теперь уже бесполезно спорить, "как было бы" - ибо не уступил капитан одного из подводных ракетоносцев - и дюжина весёлых "Трайдентов" (26) понеслась к цели...
Про иное говорят: "кто не был там - тот не поймёт". Мы не знали, какова атомная война не в блокбастерах, а на самом деле. Оказалось - страшнее смерти. Более прочих повезло тем, кто сгорел в огненных штормах либо исчах неделю спустя от лучевой болезни. А ещё - жителям мелких городков на юго-западе аграрной зоны, где перерабатывался сельхоз-продукт. В городах побольше выжившие питались человечиной, и ой - не мёртвой! Покойникам, как известно, свойственно протухать... А потом грянула ядерная осень. И, как всегда, пострадали невинные.
"Россиянин, ты виновен!" - едва ли не само небо кричало нам, потрясая умершими с голодухи африканцами, китайцами, индусами - жертвами величайшего в истории неурожая.
"Русский, гори в аду!" - вторили им выжившие в испепелённых городах - жертвах ответного удара.
Но более всего человеку запомнилось иное: орбитальное фото, сделанное сошедшим с ума сотрудником NASA: площадь, кою поразили две первых боеголовки. В тот день на ней вершился подлинный шабаш - вся президентская рать, продажное духовенство и тысячи идиотов молились о скорейшей погибели супостата...
...Первый взрыв был высотным - и ударной волной впечатал толпу в камень. А второй, пониже - расплавил брусчатку. На снимке это выглядело безбрежным стеклянным полем, сквозь которое проступают лица с застывшими в беззвучном крике ртами - словно на Землю пал Коцит - последний, ледяной круг Дантова ада, где навечно погребены обманувшие доверие...
А когда пыль и холода улеглись - все, кому не лень: от Штатов до Буркина-Фасо, потребовали репараций. И вскоре свет погас, а он, тогда ещё Сергей Денисович, главный инженер водонасосной станции, лишился работы, был бит в манифестациях тех дней, чудом избежал шальной пули и после голода и холода с трудом устроился слесарем на вагоноремонтный, что б помогать вывозить из страны всё подчистую: от лома до чернозёма.
Снова вспомнилась девочка, как её звали? Светлана? Или – Снежана? Поразительно, но он забыл её имя. Зато помнит книги, что давал ей читать. Пухлые тома фантастики – его любовь с тех давних лет, когда на одной из ролевых игр он встретил Маху. Сказка повенчала их, сказка дарила им радость бытия, и он, и она в те дни воображали себя легендарными героями, порой им казалось, что так и было, в какой-то иной, волшебной жизни. И даже круговерть быта не охладила их пыл, а вскоре явился и наследник: Яшка-Промакашка, будущий гений юриспруденции: теперь героем воображал себя он. Воображал - пока не сгинул в тюрьме на седьмой год "возрождения"…
Тогда он, Серёга, плевал в лицо следователям и зло шипел, мол, вам не обойдётся. Не обошлось… И вот мы должны едва ли не всему миру, Маха бежит из родного дома к Вальке в деревню, куда пока не добрались рейдеры, муж Лидии Егоровны повесился в камере, сама она спилась, а Светлану-Снежану насилует сожитель матери - мелкая сошка коллекторной кампании. А он, легендарный герой былого и грядущего, ничего-то поделать и не может. Разве что… кто б не зажёг тот свет в ночи - он, Серёга Ястребиное Крыло, одобряет его! Да, одобряет: если они, неведомые и ужасные, свернули шеи Лидке с хахалем, да на глазах у Светки-Снежки! Так им и надо, так и надо! Погибельным Огнём всех рейдеров, правительство и прочую сволочь, а заодно и трусов за окнами, всю эту мразь, жмущуюся по углам! Да сожги этот "кто-то" хоть весь мир - он, Серёга, не скажет в поперек и слова! Потому что ничего не осталось, кроме драных одеял и проданных книг…
А ветер крепчал, ветер бил в лицо клочьями тумана, иссушая слёзы до рези в глазах. И Сергей Денисович попытался закрыть раму, но она не подалась. Проклятый ветер что-та заклинил в ржавой петле, и пришлось шарить в потёмках, перегибаясь за подоконник. Наконец, потеряв надежду что-либо нащупать, Серёга - Ястребиное Крыло послал раму к троллокам и отправился спать. Глянь он во тьму снова - увидел бы Ишамаэля на соседнем балконе, метрах в трёх от себя...
*****
Элан Морин Тедронай смотрел на город, а город смотрел на него. Смотрел сотнею глазниц: пустых, тёмных и озарённых огнём. Город умирал и стонал в агонии от множества ран, которых не Исцелить (27).
Там, за чёрными окнами, спали его жители и требовалось совсем немного Таланта, что бы узрить их сны: сны о прекрасном "вчера" и ужасном "сегодня": клубки горя, отчаянья и злобы.
Заснул и сосед за стеной: надо же, ему сниться Колесо. Но не обязательно потому, что он родом оттуда - недавно здесь играли в события о нас, по той самой книге. А может, и не просто играли, одно другого не исключает, хотя вряд ли он был Ястребиным Крылом (28). А жаль, неплохо бы встретится за доской Ша'рах: (29) Артур был сильным противником.
Из-за угла выбежала женщина, бросилась к куче узлов, лежащих у парадного, схватила один, другой, пыталась сдвинуть третий, упала на них и заголосила. Тотчас же, как по волшебству, немногие огни в окнах погасли. А женщина всё кричала, стенала, хваталась за неподъёмную ношу, падала под её весом и голосила снова, пока из подъезда не вышел человек с палкой и принялся молча, методично её избивать. Она враз замолкла, пытаясь зарыться в гору вещей, он вытащил её за волосы и, осыпая ударами, погнал по улице. Потом вернулся, просунул палку в два узла, взвалил на плечи и скрылся в дверях.
Чёрный вихрь пронёсся по улице. Вихрь взметнул к небу облако бумаг, сорвал с крыши лист железа, разметал по дороге узлы и плотный, как таран, ударил в стену дома. Щит Силы остановил его, но несколько капель дождя попало Ишамаэлю в лицо, да тонкий ус тумана, обретя подобие жизни, зазмеился у ног. Элан брезгливо сжёг его потоком Силы. "Так уже было. В Аридоле. (30) Надеюсь, Артур не родился здесь. Даже для него это - слишком..."
Уходя с балкона, он подумал, что вопреки собственному прозвищу, принёс этому городу надежду. Надежду на продолжение. Что бы не уготовил им Великий Повелитель, это - будущее, пусть и в невообразимых человеку формах. А без Него их ждёт смерть - в холоде, грязи и блевотине, под вечную песню Чёрного Ветра...
В комнате никого не было, даже кресел: он сам поместил их в Лакуну (31). Он обошёл комнату несколько раз, вспоминая, как пять дней назад оказался здесь. Эта девушка... здесь ходит поговорка "Вера горами движет". М-да, иначе не объяснить то, что она сотворила. И какими полными надежды и обожания глазами она смотрела на них, прекрасно зная, кто они такие. По крайней мере, причина любви выяснилась тотчас, после знакомства с её милыми родственниками...
Ах, с какой страстью она громила мебель и обдирала эти стены, когда он и Ланфир Соединились (32) с нею! И какие замечательные куклы получились из насильника-отчима и предательницы-матери! Откуда только научилась? Элан не понаслышке знал, сколь это сложно, когда-то у него был целый камин таких "куколок"... "Прав Агинор - ай-да девчонка! А, кстати: где она?"
Он нашёл её быстро и именно там, где предполагал. Эвал Раммен не утруждал себя роскошными жилищами: проведя пол-жизни в экспедициях, Балтамель умел создать романтический приют воистину где угодно. Тем более - на старом чердаке, будто нарочно созданном для свиданий... Она сидела у него на коленях, а он, приобняв за плечи, что-то нашёптывал ей на ухо.
- А знаешь, Снежана, Эвал Раммен известен как величайший ловелас Эпохи, - сказал Ишамаэль, неслышно подойдя сзади. - А ещё он любит заниматься раскопками за деньги прекрасных дам, а не так давно сам был женщиной. (33)
- Обожаю трансвеститов! И секс втроём - тоже! - произнесла Снежана с явным вызовом.
- Да хоть вшестером! Мне нет дела до твоих интимных пристрастий, даже если ты превзойдёшь Грендаль! А вот о том, что прямо сегодня твой кавалер подарил тебе смерть - следует вспомнить! - изрёк Ишамаэль, громоздясь над Снежаной, как туча. Девушка разом сжалась, словно стремясь затеряться в объятиях Балтамеля.
- Что ты имеешь в виду, Элан? - уставился на него Балтамель.
- Не более, чем звание Избранной, навязанное тобой. - Или ты забыл, к чему оно ведёт... в большинстве случаев?
- Неужто ты полагаешь, что кто-то посмеет её тронуть? Держу пари, даже Барид Бел благодарен ей!
- Пока - благодарен. Пока мы - здесь. О, я успел заметить, во что превратился Круг Избранных на этой земле! Прямо овечки с выставки, сама кротость... Особенно, когда при помощи тер'ангриалов язык в себя вгружали и потом возились с местной... Сетью, дабы ориентироватся в новом мире! Но причина этому - страх! Страх смерти, страх неведомого - вот мы и жмёмся друг к другу. И к ней, полагая её шансом Повелителя. Но то ли будет, если мы вырвемся отсюда, и Демандред вдруг вспомнит, что его обошли снова? Да и Саммаэль с Бе'лалом не лучше. Ты подумал об этом, Эвал? А если подумал - сказал ли ей?
- Мне кажется, она успела понравится кое-кому...
- Да, Ланфир, она порой сентиментальна. Как и Асмодиан. А Бе'лалу, как ты, надеюсь, заметил, она понравилась в... личном смысле. Но сердце его переменчиво... если оно вообще есть.
- Но Агинор, Семираг...
- Агинор всегда мечтал об ученице и... матери его зверушек. Семираг, возможно, тоже. И в этом - её единственный шанс. Меж тем пока она - невежда, а ты ей о любви поёшь.
- Я буду её учить...
- Ты? Учить направлять Саидар?! (34) - хохот Ишамаэля, как гром, прокатился по чердаку, из глаз его брызнуло пламя. Снежана дёрнулась, как от удара.
- Я имел в виду...
- Что неплохо бы развить её таланты прежде, чем посвящать в проблемы высокой науки. А для этого не найти никого лучше Месааны, не правда ли?
- Она не любит меня... - подала голос Снежана.
- Она трепетно любит любого, кто её просит, по крайней мере - до тех пор, пока ей есть, чему учить. Попроси - убедишься! И советую сделать это побыстрее, прежде, чем за тебя возьмётся Семираг!
Он посмотрел Снежане в глаза. Она не отвела взгляда.
- Ладно, воркуйте пока. А ты, Эвал, впредь сообщай мне о своих намерениях. Этот случай я по старой дружбе прощаю, но ты знаешь, что бывает с теми, кто пытается мной манипулировать!
С этими словами Ишамаэль открыл Врата. И вышел ко льдам Антарктиды и красному Солнцу, до половины ушедшему за горизонт. Здесь, под куполом Силы, он создал дом. Ему, как и Балтамелю, было безразлично: все ли оценят его затею. Но, в отличие от него, он стремился к уединению.
Но вряд ли возможно уединиться от собственных мыслей. Он продолжал думать о Снежане так, будто она была ему другом или роднёй. И это было, по меньшей мере, странно. Он не имел детей, его любовный опыт был невелик и несчастлив, ему было почти неведомо то, что люди называют дружескими чувствами. Приятели, единомышленники, интересные собеседники, вроде Балтамеля - были, но ближе - никогда. Забавно, но при этом его, Элана Тедроная, считали другом очень и очень многие. Даже Теламон с Илиеной... (35) И тут - эта девчонка. Почему?
Она выдержала его взгляд. Её не страшит Семираг. Её вообще ничего не страшит, будто наихудшее уже позади... а ведь так оно и есть.
Так и есть - потому, что пять дней назад никаких надежд у неё не было. Лишь каждодневные издевательства и перспектива однажды погибнуть от руки пьяного мерзавца. За что ему, кстати, ничего не будет, даже от родной оскотиневшейся матери. А вот ей - будет: людское презрение - если останется жива, или суд Создателя, если жизнь прервётся.
Он долго плевался, познакомившись с верой этих людей, с тем, как она преломляется в их сознании. По их мнению, Создателю нечего делать, кроме как мелочно выискивать поступки, не соответствующие его воле. И, независимо от причин, итог всегда один - кара. Прижизненное горе, скверное перерождение или падение к Великому Повелителю: эти люди не договорились, что из трёх - истина, но поразительно единодушны в том, что кара неизбежна.
При том, за бездействие кара не полагается, и те, кто молча проходил мимо рыдающей Снежки, могут ничего не опасаться ни в этом, ни в будущем бытии. Достойно удивления, что здесь столь мало "друзей Тёмного". Великий Повелитель местных легенд лучше уже потому, что имеет мужество сражаться с таким Создателем!
Поразительно, что у Снежки не раскололась душа. Лишь глупцы полагают, что она, мол, неразрушима. Он, Ишамаэль, однажды превзойдя мрачную славу Семираг, экспериментально доказал, что это не так. Именно крушение надежд и расщепляет душу, а Снежка, меж тем, цела. Чудо сродни тому, как у Троллоков рождаются Мурдраалы. (36) Здесь не обошлось без воли Повелителя, возможно, Асмодиан прав, и сам Шайи'тан откликнулся на её зов? Так и должно быть: кровь зовёт кровь!
А он устроил ей выволочку: в точности, как строгий отец. Со стороны можно подумать - взревновал к Балтамелю, а на самом деле... хотел защитить от последствий звания Избранной, полученного прежде времени? При этом сам полагая, что уж она-то заслужила милость Повелителя поболее многих. "Я забочусь о ней? Вот так-так..."
Он постоял немного, обдумывая понятое так и этак. Потом огляделся. Кровавое Солнце недвижно висело у края небес, а низко над горизонтом сияла одинокая звезда. "Венера, мир раскалённый и прекрасный, - подумал он. Однажды я создам дом там, а этот отдам Снежной Леди. И тогда каждый поймёт: обидеть её - связаться со мной!"
Он открыл Врата, досадуя, что не может проколоть Узор Истинной Силой. (37) И вновь оказался на пороге комнаты с бетонными стенами, но не вошёл в неё, а, обернувшись на каблуках, шагнул в коридор. И долго стоял над грудой обломков, недавно составлявших чью-то жизнь.
Он пытался найти нечто, принадлежавшее Снежане - и не находил. Лишь тряпьё, бутылочное крошево, обломки грязного стола да примитивный визор, за которым местные проводят часы и дни. Если они и были - её вещи, то давно выброшены или проданы. Разве что маленькая бумажная картинка ещё хранит тепло её рук. Ишамаэль уже знал, что перед ним - так здесь изображают Создателя. Он поднял икону с пола.
- Когда-то она молила тебя о спасении, - вполголоса проговорил Ишамаэль, держа икону в ладонях. - Долго молила, трепетно, до сих пор след не сошёл. А ты не торопился... Почему - я тебя спрашиваю? Молчишь... Всегда молчишь.... А зря - ибо враг твой оказался милосерднее, Рыбарь сам пожелал быть у него - и ныне мой ход!
Он внёс икону в комнату с ободранными обоями и закрепил на стене напротив окна.
- Надеюсь, видеть ты ещё не разучился?
*****
Серёга - Ястребиное Крыло спал и видел сон. Чужой сон - с ним такое порой случалось: когда-то - редко и сны были смутны, после женитьбы - часто, после войны - снова изредка. Ему снилась Маха, вернее - ему снилось то, что снилось Махе. Она пребывала в полудрёме, устав после какой-то неприятной беседы, возможно - с тётей Валей. Она вместе с нею злилась на мужчин - и не мудрено: пол-года назад Валькина семейная жизнь уже была не сахар - и вряд ли изменилась к лучшему. Потом, поворочавшись в кровати, Маха стала вспоминать молодость: веселье, игры, Яшку... - но тут же прервала себя:
"Дура я была дурой! - едва не кричала Маха во сне. - Драпать надо было из этой проклятой страны, как из чумного города, а мы вместо того в игрушки играли! А этот дубина стоеросовый до сих пор о том ностальгирует!
Сергею Денисовичу, даже сквозь сон, стало очень-очень горько.
- Прошлого не вернёшь, - прошептал он. - И кто его знает: были бы мы живы, сбеги за кордон. Едва ли не все города, что были для наших сограждан предметом мечты, ныне в пепле и руинах. Там был бы и наш пепел, а так... да, дела плохи и надежд не видать, но это не повод надругаться над тем, что было дорого, и что у нас никто не отнимет, ибо память отнимаема лишь вместе с жизнью. По крайней мере - пока мы ею дорожим...
А Маха всё ворочалась в полудрёме и сон её Серёгу не отпускал. На этот раз до Махиных ушей долетала перебранка тётки Вали ещё с кем-то.
- Мы столько прошли, где твоё сердце! - возглашал мужской голос.
- Тебе сказать, или - не при мужчинах? - огрызался женский. - Своё ты там же забыл?
- Оно - у тебя, ты знаешь...
- Ага, прямо как в песне: "Возьми моё сердце, возьми мою печень, возьми мою почку, возьми и вторую!" Всё, мол, возьми, только хуя оставь, дабы в чужие щели совать чего было. Так ли, козёл?
Ответом были невнятные восклицания.
- Да ты расслабся, мне уже похер, - примирительно произнёс женский голос. - Ты мне теперича без надобности: что с хуем, что - без. Иной завёлся, потвёрже твоего. И не только - в штанах.
Раздалась оплеуха, потом - звон разбитой посуды, мужские маты, быстро перешедшие в визг, коий звучит лишь тогда, когда человека чем-то ошпарили, далее - визг женский, вопли "убивают!!!", глухой удар, мужской вскрик, стук отворяемой двери, да грохот чего-то, летящнго беглецу вослед.
Махин страх там, в далёких и малознакомых Новосёлках, был столь силён, что Сергей Денисович едва не подскочил на кровати, мигом выпрыгнув из объятий сна. Он огляделся, поначалу не соображая: сперва - где он, а потом - куда девалась Маха. Наконец, вспомнив то и это, он лёг спать вновь, но сон не шёл. Он ворочался так и этак, пытаясь, как то бывает при бессоннице, отыскать "ту самую позу". Но вместо неё - отыскал плотный свёрток бумаги, оттягивающий карман. Серёга встал, зажёг коптилку, и при свете её принялся читать плотные, мелованной бумаги, листы, пропечатанные на добром довоенном лазерном принтере.
"Где-то есть город" - значилось на первом из них.
Отправлено из приложения Diary.ru для Android
@темы: Творчество по мотивам, Колесо Времени, anticitizen.diary.ru, Android-клиент, Где-то есть город, Творчество